Летописец Сайт историка Г.И. Герасимова
Идеалистический подход к истории

Пророчества Достоевского о России и славянах

Опубликовано Эксперт. 20.11.2021.  https://expert.ru/2021/11/20/prorochestva-dostoyevskogo-o-rossii-i-slavyanakh/

11 ноября 2021 года исполнилось 200 лет со дня рождения великого русского писателя Ф.М. Достоевского, – автора многих сбывшихся  пророчеств. Одно из самых известных касается его предвидения отношения освобожденных в ходе русско-турецкой войны 1877-1878 гг. балканских славян  к России и русским.  

Задолго до окончания войны Достоевский писал: «Не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!»[1]. При этом, Достоевский не осуждает это будущее отношение освобожденных по отношению к своим освободителям: «И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян! Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы, характеру славян, совсем нет,— у них характер в этом смысле как у всех,— а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут. Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо требовать с славян благодарности, к этому нам надо приготовиться вперед»[2]. В основе этого предсказания, – удивительно простого и ясного, без тени сомнения, что так и произойдет, – лежит глубокое знание человека. Не человечества, не класса, не народа, – это, по словам Б. Андерсона, «воображаемые сообщества», – в реальности существует лишь человеческая личность. В ней содержится весь человеческий космос, народ, класс. Поняв человека, Достоевский понимал человечество, потому что оно не может в своих действиях исходить из иных, нежели индивидуум, оснований.

Славянство, как общность, было создано славянофилами в XIX вв. Единого славянского мира давно не существовало, а, может быть, и не было никогда, поскольку славянская история, по большей части, предположительная. Но его можно было создать. В XIX  веке под влиянием немецкого идеализма и романтизма в Европе начали стремительно создаваться нации: немецкая, французская, итальянская, польская. На волне нациестроительства  славянофилы увлеклись идеей единого славянства, которое можно было бы создать на основе общей истории и современной борьбы за освобождение от турецкого ига.

Борьбу балканских славян против турок русское правительство поддерживало давно, но, в основном, как защиту православных, а не славян, и только в XIX веке, наряду с идеей защиты православия, появилась идея защиты славянства.

Идея единства славянства была очень живо воспринята, прежде всего, в России. Ее восприняли не только славянофилы, но и рационалистически мыслящие представители элиты, которыми она была переформулирована в геополитическую концепцию панславизма. В ее основе лежала идея М. Погодина об объединении всех славян, которых насчитывалось по его подсчетам не менее 90 миллионов: 60 млн. в России и 30 млн. в Восточной Европе. Объединив эту силу под началом России, можно было получить сильнейший рычаг влияния на европейскую политику.

На Балканах и в Восточной Европе идея объединенного славянства не нашла столь же значительного отклика, и это не случайно. Дело в том, что единых ценностей у тогдашних славян не было. Древние, некогда объединявшие славянские племена, были забыты, а остальные – оказались связанными с христианством, поэтому размежевание католической и православной церквей столь тяжело отразилось на отношениях славянских народов. Восточные славяне, принявшие католичество: поляки, чехи, словаки, хорваты, словенцы; исторически сформировали свои актуальные ценности на основе католической веры и они во многом не совпадали с православными. Славяне-католики определенно не вписывались в единый славянский мир, причем более всего в него не вписывался второй по численности славянский народ – поляки.

Идея славянской общности была новой для русского человека XIX столетия, может быть, поэтому он принял ее столь близко к сердцу. До середины XIX века главной объединяющей идеей было православие, оно было идейной основой русского народа. Этнические корни значительной роли не играли, поэтому крещеные татары или евреи считались русскими. Привнесение славянской этнической составляющей было новым словом и оно с энтузиазмом было воспринято не только славянофильствующей интеллигенцией, но и, что удивительно, – православным народом, неожиданно обретшим кровных братьев на Балканах. Русский народ принял необычно активное участие в судьбе балканских славян, жертвуя на борьбу с османским игом не только деньгами, но и своими жизнями, – активно записываясь в добровольцы.

По всей России прокатилась волна радости от обретения новых братьев и желания им помочь. Это искреннее чувство было во всех слоях общества – от самых низов и до высших слоев дворянства, включая самого царя.

Стремление освободить славянских братьев было реальной возможностью осуществить христианский завет, столь близкий русскому человеку: «Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя»[3]. Охваченные единым порывом русские люди не сомневались в том, что и их вновь обретенные братья испытывают схожие чувства. Они ошибались.

Балканские славяне были готовы принять помощь русского народа в освобождении от турецкого ига и были искренне благодарны за нее, но никаких планов создания единого славянского мира на Балканах не было и быть не могло. Тамошние славяне часто воевали и ненавидели друг друга не меньше, чем турок. Россия тоже не была им близка. Не по ее примеру хотели они строить свою свободную жизнь, а по образу и подобию близких, богатых и начинавших демократизироваться европейских стран. Свое будущее балканские славяне видели европейским, а не российским. И вот это отчетливо понимал Ф.М. Достоевский.

Он понимал, что Россия, кроме освобождения, ничего своим славянским братьям дать не может, но надеялся, что через сто лет этот подвиг русского народа не будет забыт, и новая Россия, которая подала беспримерный в Новой истории нравственный пример, все же объединит славянский мир. «Выказав полнейшее бескорыстие тем самым Россия и победит, и привлечет, наконец, к себе славян; сначала в беде будут прибегать к ней, а потом когда-нибудь, воротятся к ней и прильнут к ней все, уже с полной, с детской доверенностью. Все воротятся в родное гнездо... конечно, что-нибудь произойдет в этом роде несомненно, но не ранее ста, например, лет, а пока, и, может быть, еще целый век, России вовсе нечего будет брать у славян ни из идей их, ни из литературы, и чтоб учить нас, все они страшно не доросли. Напротив, весь этот век, может быть, придется России бороться с ограниченностью и упорством славян, с их дурными привычками, с их несомненной и близкой изменой славянству ради европейских форм политического и социального устройства, на которые они жадно накинутся»[4].

История в ХХ во многом подтвердила пророческие предвидения Ф.М. Достоевского, но не в полной мере и не так, как предполагал писатель. В 1917 году рухнуло православное царство, и уже Советская Россия, в результате еще одного великого бескорыстного подвига во Второй мировой войне, вновь освободила славянскую Европу – уже от фашизма и объединила в формате Совета экономической взаимопомощи и Варшавского договора многие восточно-европейские народы, но уже на основе наднациональной интернациональной идеи коммунизма.

В годы застоя и перестройки коммунистическая идея иссякла, а с ней и вера в «светлое будущее». И опять произошло тоже, что и в XIX веке, только уже не Россия, а СССР был виноват во всех бедах освобожденных им народов – славян и неславян – все объединились в своей ненависти к бывшим освободителям.

И что же нам делать теперь, для чего жить? Но и на этот вопрос, слава Богу, дал ответ великий Федор Михайлович: «Для чего: для того, чтоб жить высшею жизнью, великою жизнью, светить миру великой, бескорыстной и чистой идеей, воплотить и создать в конце концов великий и мощный организм братского союза племен, создать этот организм не политическим насилием, не мечом, а убеждением, примером, любовью, бескорыстием, светом; вознести наконец всех малых сих до себя и до понятия ими материнского ее призвания — вот цель России, вот и выгоды ее, если хотите. Если нации не будут жить высшими, бескорыстными идеями и высшими целями служения человечеству, а только будут служить одним своим «интересам», то погибнут эти нации несомненно, окоченеют, обессилеют и умрут»[5]. Нет сомнений, что Россия и ее народ готов еще не раз показать этот пример любви и бескорыстия, но вот то, чего мы не можем, – так это сделать свою жизнь такой, чтобы нас приняли за образец без нашего самопожертвования, а потому лишь, что мы на своих высоких идеях построим жизнь такой, которой захотят следовать другие народы и придут к нам не ради нашей силы и героизма, а потому что захотят жить как мы. Пока таких нет.

Для того, чтобы построить жизнь на новых основаниях, мы не можем идти по западному либеральному пути – он для нас закрыт, но и в нашем прошлом нет привлекательного будущего, его нужно нам самим создать заново. России необходимо найти принципиально новый путь. Это не путь западников и славянофилов, коммунистов и либералов, монархистов и националистов. Все эти идеи опробованы и сданы в архив, на них не построишь нового будущего. Только самостоятельное творчество небывало нового может создать такую Россию, которая действительно явит миру пример, как это она уже делала в ХХ веке.


[1] Достоевский Ф.М. ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ 1877, 1880, август 1881 //Достоевский Ф.М. Собр. Соч. в 15-ти тт. СПб: «Наука», 1995. С.352.

[2] Достоевский Ф.М. ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ 1877, 1880, август 1881 //Достоевский Ф.М. Собр. Соч. в 15-ти тт. СПб: «Наука», 1995. С.353–354.

[3] Ин. 15: 13.

[4] Достоевский Ф.М. ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ 1877, 1880, август 1881 //Достоевский Ф.М. Собр. Соч. в 15-ти тт. СПб: «Наука», 1995. С.357.

[5] Достоевский Ф.М. ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ 1877, 1880, август 1881 //Достоевский Ф.М. Собр. Соч. в 15-ти тт. СПб: «Наука», 1995. С.357–358.