Опубликована в журнале История и современное мировоззрение. 2021. Т.3. №4. С.66–75. DOI: 10.33693/2658-4654-2021-3-4-66-74

Аннотация

Целью данной статьи является рассмотрение причин эволюции историописания с позиций идеалистического подхода. Образ прошлого, в рамках данного подхода, создается как часть картины мира, поэтому способ его создания напрямую зависит от главных мировоззренческих идей. При смене мировоззрения меняется способ создания прошлого и его образ. Новое мировоззрение всегда требует создания нового прошлого, как важной составной части картины мира.  Эволюция главных идей в рамках определенного мировоззрения ведет к изменению частно-исторических теорий, определяющих взгляд историка на прошедшее. При формировании картины мира в рамках нового мировоззрения из предшествующей истории берутся только второстепенные идеи и методы.  Основные идеи предшествующего мировоззрения и построенные на них образы прошлого, а также методы создания этих образов отвергаются каждым новым историзмом, приходящим на смену прежнего. Современный способ создания прошлого – результат постепенного перехода от религиозного мировоззрения к рационалистическому с его антропоцентризмом и гуманизмом. Для его становления потребовалось несколько веков. Конкурирующие образы прошлого, создаваемые в рамках религиозного и рационалистического мировоззрения в эпоху Просвещения, привели к постепенному вытеснению образа прошлого, формируемого с религиозных позиций на периферию общественной мысли. За умы просвещенной элиты боролись различные философские концепции, создававшие свои картины прошлого. Они исходили из разных теоретических и методологических посылок, поэтому создавали различные образы прошедшего.

Ключевые слова: мировоззрение и история, идеалистический подход к истории, образ прошлого, эволюция историографии, создание прошлого.

Анализ историографии свидетельствует о том, что в различные эпохи историки по-разному создавали образ прошлого. Осмыслением причин эволюции европейской и российской историографии занимались многие зарубежные и отечественные историки и философы: М.А. Барг, Р. Дж. Коллингвуд, Б.Г. Кроче, Б.Г. Могильницкий  и др. [Барг, 1998; Коллингвуд, 1980; Кроче, 1998;  Могильницкий, 2001–2003] Их трактовки причин изменения теории и методологии историописания, по мнению автора, зависят от той мировоззренческой позиции, с которой они анализируют этот процесс.

Цель данной статьи – рассмотреть эволюцию создания и изменения образа прошлого с позиций идеалистического подхода, который полагает, что мировоззрение историка определяет теоретическое и методологическое обоснование способа историописания.

Образ прошлого, в рамках данного подхода, создается как часть картины мира, поэтому способ его создания напрямую зависит от главных мировоззренческих идей. При смене мировоззрения меняется способ создания прошлого и его образ.  Эволюция главных идей в рамках определенного мировоззрения ведет к изменению частно-исторических теорий, определяющих взгляд историка на прошедшее.

Поскольку современная отечественная историография – продолжательница и часть европейской исторической традиции, то логично исследовать, прежде всего, эволюцию  западноевропейского образа прошлого.

Античный способ создания прошлого

Как пишет Р. Коллигвуд: «четыре тысячи лет тому назад у наших пред­шественников по цивилизации не было того, что мы называем идеей истории» [Коллингвуд, 1980: 16]. Прошлого, в его современном понимании, не существовало. Современное прошлое – это научно понятое прошлое.

Конечно, научность – понятие историческое, т.е. не раз изменившее свое содержание и сущность. Классическая научность и постмодернистская – различаются по своему содержанию и пониманию. Наука появляется тогда, когда человек начинает изучать существующую объективную реальность и противопоставляется ей как субъект этого изучения. Такая ситуация в историографии впервые возникла в античное время. Геродот, видимо, первый, кто отнёсся к прошлому, как реально существующему объекту, независимому от человека и богов. Последующие античные историки стали рассматривать прошлое, в основном, как арену действий людей, оно было независимо от историка, что позволяло изучать его, как противостоящий ему объект, т.е. формировало возможность для создания истории как науки.

Еще одно условие научного подхода – применение рационального мышления, основанного на логике, для изучения прошлого как объекта.

И, наконец, наделение прошлого реальностью позволяло использовать в истории понятие истины, как соответствие знания событиям прошлого, а введение в античную историю в качестве действующих лиц людей, а не богов привело к ее гуманизации.

В рамках гуманистической истории по-новому был поставлен вопрос о ее смысле. Геродот считал, что он заключается в том, чтобы деяния людей не были забыты потомством, понимании того, почему они поступали так, а не иначе [Геродот, 1972: 11]. Одной из задач исторического исследования Геродот считал преподнесение полезных уроков жизни, усвоение опыта прежних поколений. Он создавал прошлое на основании свидетельств других людей, при этом некоторые исследователи [Доватур, 1957: 17] считают, что он использовал и документы. Известно, что Геродот лично беседовал со свидетелями событий и критически воспринимал сказанное. Таким образом, происходило непосредственное присвоение Геродотом прошлого других людей. Благодаря этому методу, он как бы становился очевидцем многочисленных событий, его образ прошлого был значительно шире и глубже, чем любого из современников, не удивительно, что его сочинение имело большую убедительность и популярность.

Фукидид приложил немало усилий для придания прошлому наибольшей доказательности. Сделать это можно было, убедив читателя в том, что он имеет дело с достоверными свидетельствами прошедшего. Отсюда его требование к историку: он должен быть современником описываемых событий, еще лучше – их участником. Фукидид считал, что серьезная исто­рия не должна заниматься далеким прошлым и далекими стра­нами и народами, язык которых исследователь не понимает [Фукидид, 1981: 13], – это сужало горизонт прошлого, но повышало доверие к созданному образу прошлого.

Внимание античных историков было сосредоточено на создании политической картины мира, поэтому основной объект их внимания – военная и политическая история. Другой особенностью становится практическая полезность познания прошлого. В частности, Фукидид считал, что история будет полезна тем, кто хочет понять прошедшие события, а поскольку природа человека остается неизменной, то они рано или поздно произойдут и в будущем, а значит, познавая прошлое, мы понимаем будущее [Фукидид, 1981: 14].

Новые функции приобретает история у римских историков. Так, если Исократ стремился с ее помощью воспитывать моральную добродетель [Исократ, 1994: 188], то Полибий с помощью исторических примеров желал пробуждать патриотизм и обучать искусству политики.

Распространение римского влияния почти на всю Ойкумену поставило задачу осмысления ее как единого целого, что было невозможно без создания соответствующего прошлого. Эта проблема встала уже перед Полибием. Он считал, что для понимания отдельных частей, эпизодов истории необходимо понять ее как целое, однако задача создания всеобщей истории еще не ставилась. Смысл истории Полибий увидел в естественных циклах, в которых общество и государство по аналогии с человеком рождается, взрослеет и умирает [Полибий, 1994: 10–11], а это дает ключ к пониманию настоящего состояния общества и предоставляет некоторые прогностические возможности.

Светоний Гай Транквилл считал, что характер исторической эпохи определяется характером правящего императора, и, руководствуясь этой идеей, создал довольно убедительный для своего времени образ прошлого в своем «Жизнеописании двенадцати цезарей» [Светоний, 2014].

Таким образом, происходило наделение истории новыми функциями, которые будучи однажды созданы, могли быть восприняты и использованы следующими поколениями историков. Убедительность картины прошлого достигалась с помощью применения модных в тот период идей, например, идеи фортуны, которая была заимствована из восточных астрологических учений, а также увлекательного изложения, когда драма истории приближалась к драме сценической.

В рамках каждого мировоззрения образ прошлого играет особую и, что важно, подчиненную роль. В мифологической истории прошлое – часть мифа. В античной греческой цивилизации впервые создается новый вид конструирования прошлого, – вышедшего из-под влияния мифа. Прошлое рассматривается как независимое от людей и почти независимое от богов, хотя некоторое их влияние все же прослеживается, но не столько на прошлое как объект исследования, сколько на реальность как таковую.

Прошлое с позиций христианского мировоззрения

 Победа христианского мировоззрения коренным образом изменила картину мира, и прошлое в ней играло уже иную, нежели в античности, роль.

Способ создания прошлого в рамках христианской концепции был сформирован в работах святого Иеронима, Павла Орозия и Аврелия Августина.

Христианские теологи, создавшие новую историю, из прошлой античной историографии заимствовали многие факты, которые могли быть совместимы с христианским мировоззрением, отбросив при этом основополагающие принципы античного способа создания истории. Интерпретация событий прошлого и настоящего ориентировалась теперь на Священное Писание и волю Бога, определявшего историю людей. Как пишет Ф. Арьес: «События и их последствия интересны не столько сами по себе, сколько в качестве мистических знаков, в силу того мо­рального назначения, которое им отведено в Божественном пла­не» [Арьес, 2011: 92]. Единый для всех Бог создал Вселенную и человека, предопределив тем самым единство истории.

Объект и метод христианской истории

Хотя в христианстве прошлое и противостоит человеческому сознанию, как независимый объект, тем не менее, понять его можно, не столько изучая прошедшие события, сколько изучая Священное Писание, поскольку движущей силой, производящей изменения в истории людей, является Бог. Христианская идея повлияла и на само понятие «истории», которое теперь стало трактоваться как бытие человечества во времени. Как считает И.М. Савельева «предмет христианской историографии — действия людей и трансцендентных субъектов (и, естественно, результаты этих действий) в их соотнесенности с общим Бо­жественным планом в отношении человечества» [Савельева, 2008: 427].

Основные вехи человеческой истории как прошлой, так и будущей были предзаданы до начала времен, поэтому христианский историк не столько изучает противостоящий ему объект, как это происходит в науке, сколько понимает волю и планы Бога и на их основе интерпретирует некоторые события профанной истории.

Прошлое, зафиксированное в Священном Писании, неизменно, поэтому историк над ним не властен. Только при рассмотрении профанной истории ее создатель обладает некоторой свободой построения прошлого. М. Барг так пишет об историзме[1] св. Августина: «На уровне эмпирического рассмотрения истории Августин видит причинные связи. На уровне прови­денциального видения ее он объясняет все происходя­щее в ней телеологически, т. е. конечной целью… Так или иначе, об истории как продуктивном развитии человеком воли собственной, а не одной лишь воли всевышнего у Августина нет и речи» [Барг, 1987: 104-105].

На религиозную историю рационалистически мыслящие историки чаще всего смотрели и смотрят как на мифологическую, годную только как первичный материал для собственных построений. Самой истории в ней не видят, а это неверно. Это именно история, но созданная не с научной, а – с религиозной позиции. Христианская история – это история Бога, а не людей. Для ее изучения не требуется научный логический способ мышления, поэтому христианская история не может быть отнесена к научной дисциплине.

Христианский историк создает образ прошлого, и он у него изменяется, т.е. прошлое исторично. Ясно обозначен и двигатель этих изменений – Бог. Налицо все признаки историзма. Такая история нужна для создания единой и целостной картины мира в сознании верующего человека. События прошлого здесь играют столь же важную роль, как и события будущего. Они определяют настоящее. Хотя будущее и предопределено от века, как и прошлое, которое тоже когда-то было будущим, тем не менее, человек может правильно жить, только хорошо зная прошедшее. От этого знания зависят не его успехи настоящие и будущие, а нечто большее – спасение его души и жизнь вечная. Конечно, такой историей является прежде всего история священная, изложенная в Святом Писании и Предании и составлявшая истинное содержание человеческой истории. Профанная история государств и народов хотя и предстает в свете христианской идеи, как отражение замысла Бога, но эта история пишется людьми.

Прошлое в христианской мировоззренческой парадигме создается, исходя из главных христианских идей, на их основании строятся факты хроник, производится их отбор и интерпретация. Прошлое, как его видел хронист, не похоже на то, как его изобразил бы современный историк. На основании чтения их произведений в сознании читателя будут созданы различные образы прошлого, потому что они формируются на разных мировоззренческих основаниях.

Метод христианской историографии

Главные мировоззренческие идеи определяют не только теорию, но и методологию создания прошлого. Основным методом христианского историка становится изучение Священного Писания. Оно является не только главным историческим источником, но и примером для создания образа прошлого. Одновременно в нем содержится и вся теоретическая база, необходимая для объяснения и понимания событий и явлений, а также методология создания из них исторических фактов. Стре­мясь понять Божественный план, средневековые хронисты больше внимание уделяют чудесам и знамениям, чем действиям людей.  Как считает Р. Коллингвуд, именно это предопределило слабость религиозного метода историописания. «Эта слабость не случайна. Она определяется не скудостью источников и мате­риалов, находившихся в распоряжении ученых. Она зависит не от ограниченности того, что они могли делать, а от ограниченности того, что они желали делать. Они стремились не к точному и науч­ному исследованию подлинных фактов прошлого, а к точному и научному изучению атрибутов божества, к теологии, прочно основанной на двойном фундаменте веры и разума, к теологии, позволившей бы им определять априори, что должно было произойти и что должно будет произойти в ходе исторического процесса» [Коллингвуд, 1980: 55]. Средневековый историк работает с фактическим материалом из преданий без его критической оценки, способы работы, созданные в рамках эллинистической и римской историографии, используются им в качестве второстепенных [Коллингвуд, 1980: 52].

Поскольку христианские историки исходили из одних и тех же основополагающих мировоззренческих идей, то и их интерпретации прошлого в главном не противоречили друг другу, что позволяло использовать тексты авторитетных предшественников без их критического анализа. «Исто­рия не переписывалась каждый раз заново, с позиций сегодняш­него дня, а в буквальном смысле списывалась у предшественни­ков, чей авторитет не подвергался сомнению» [Савельева, 2008: 306]. Вместе с тем, переделка прошлого, исходя из частных интересов и идей, была весьма распространенным явлением, особенно когда это касалось исторических претензий епископств и монастырей на собственность, территории и власть.

Таким образом, методология и конкретные методы исторического исследования в христианской историографии полностью подчинены главным религиозным идеям, содержащимся в Священном Писании и Предании.

Священная и профанная история

Христианская история, как движение человечества от грехопадения ко Второму пришествию и Страшному суду, вершится на двух уровнях – высшем, где происходит священная история, и низшем – где людьми творится история светская, профанная. Истинная история – священная. Профанная определяется ею и зависима от нее. Профанная история интерпретируется в соответствии с главными христианскими идеями и подтверждает их. Задача такой истории заполнить лакуны прошлого в соответствии с идеями Писания. На них опирается историк, объясняя произошедшее. События прошлого в свою очередь подтверждают истинность тех идей, которыми они были объяснены. Возникает целостная, непротиворечивая картина мира, базирующаяся на христианском учении, из него выводимая и его же подтверждающая. Это становится основной функцией истории. Все, что способствовало распространению и укреплению веры, признавалось истинным и правильным, все, что препятствовало этому, становилось результатом действий людей, подстрекаемых дьяволом, о чем утверждалось прямо и без обиняков.

Главные страницы истории, определившие ее сущность и содержание, описаны в Священном Писании. Они постоянно напоминались верующему человеку во всех формах богослужения, но и профанная история, в части относящейся к подтверждению верности христианских истин, тоже постоянно упоминалась при отправлении церковной службы. Чаще всего это касалось святых, но иногда это и события, свершенные большими группами людей в защиту и распространение веры.

Христианская картина мира, которая дана в Священном Писании, носит законченный и принципиально неизменяемый характер. В этом целостном мировоззрении главные события прошлого уже описаны, они истинны и не подлежат изменению, хотя могут уточняться в деталях. Также дано и будущее, которое неизбежно наступит. Для профанной истории остается лишь незаполненный промежуток между событиями, описанными в Евангелии и Вторым пришествием Христа, а также Древняя история нехристианских народов. Концепция описания возможного прошлого, его оценки и интерпретация событий довольно жестко заданы основными христианскими идеями, поэтому истории в современном ее научном понимании здесь быть не может. Не случайно «Повесть временных лет» начинается изложением непреложных для всякого христианина истин: «Так начнем повесть сию. По потопе трое сыновей Ноя разделили землю — Сим, Хам, Иафет» [Повесть временных лет, 1996: 143].  Собственно славянская история в ней начинается от разрушения вавилонского столпа, однако летописец, пропустив много веков, находит славян уже на Дунае. Только с этого момента у него и появляется возможность и необходимость создавать собственное (т.н. профанное) прошлое. Правда, Священное предание сохранило факт посещения св. Андреем днепровских берегов и других земель славян, где он пророчествовал: «На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей» [Повесть временных лет, 1996: 145].

Человек, как деятель профанной истории, хоть и свободен в своих действиях, но только в рамках выбора добра и зла.  Выбрав то или другое, его действия становятся и предсказуемыми, и предопределенными.  За сценами профанной истории проглядывает истинная драма, разыгрываемая совсем в другом месте – на небесах, где продолжается бой сатаны против Бога. Драма профанной истории также предрешена, как и битва на небесах, и прошлое, описываемое историком, это подтверждает. Однако само сценическое действие обладает значительной независимостью, обусловленной человеческой свободой воли, дарованной ему Богом.

Хотя человек ничего не может изменить в конечном историческом результате, для него самого история исключительно важна, поскольку он выбирает сторону, на которой выступит во вселенской битве добра и зла. В зависимости от своего выбора он либо обретает жизнь вечную, либо погибель в аду. Причем правильный выбор не всегда очевиден, поскольку лукавый хитер и коварен, а правое дело  вероятнее всего будет вознаграждено только на небесах. Конечно, лучшие исторические оценки и примеры даны в деяниях апостолов и святых, но конкретный опыт христианский историк находит и в событиях истории своего народа и государства, свершившейся уже в постъевангельский период.

Профанное прошлое дает образцы того, как в условиях конкретной страны и общества можно и нужно вести себя в соответствии с главными христианскими идеями. Конечно, прошлое, особенно «местное», играет третьестепенную роль после догматов и их раскрытия в священной истории, но, тем не менее, и эта роль важна для формирования христианской картины мира конкретного человека.  

Особенности христианского построения прошлого

Как считает Р. Коллингвуд: «Любая история, написанная в соответствии с христианскими принципами, по необходимости должна быть универсальной, про­виденциальной, апокалиптической и периодизированной… Все эти четыре элемента вполне сознательно внесены в исто­рическую мысль раннехристианскими учеными» [Коллингвуд, 1980: 49,50].

Особенности христианского способа создания прошлого обусловлены главными мировоззренческими идеями данной религии. Поскольку время Бога в Священном Писании не совпадало с человеческим, поэтому историки стремились непротиворечиво совместить их. Одним из вариантов была идея аллегорической трактовки, согласно которой, например, Юлиан Африканский, основываясь на Втором послании апостола Петра [2-е Пет.: 3:8], приравнял один день Бога к тысяче человеческих лет.

В зависимости от основных идей и событий Священного Писания история разделялась на соответствующие эпохи. Подходов было много, но все они подчиняли время главным мировоззренческим идеям, а не наоборот – время всегда изменяемый фактор в любой исторической парадигме и полностью подчинено идеям, на которых строится картина мира. Уже сама христианская хронология служила напоминанием о Боге. Ведя счет годам, верующий человек отсчитывал его либо от сотворения мира, либо от рождества Христова. 

В христианском способе создания прошлого особенно хорошо видна тотальная зависимость прошлого от главных мировоззренческих идей. Природа веры не предполагает изменений религиозных догматов, поэтому христианский историзм почти застыл в своем развитии, хотя некоторые изменения в религиозном мировоззрении все же происходили, а порой и существенные, но все они были связаны с мировоззренческими переворотами, которые становились основанием для изменения прошлого. Пример тому – Реформация. Но в рамках одной конфессии христианский историзм представляет собой величественную, цельную, словно вытесанную из единой глыбы гранита, картину прошлого, которое не подлежит изменению в своих основаниях и может лишь дополняться новыми событиями, подтверждающими незыблемые догматы веры, неизменно стремясь к завершению времени и истории в момент Второго пришествия и Страшного суда.

Одной из главных особенностей христианского историзма является его пророческий, эсхатологический характер. Неизбежный конец истории человечества был также явно задан, как и ее начало. При этом чудесное воскресение Христа являлось неоспоримым свидетельством его Второго пришествия. Прошлое обосновывало будущее, так же как и сбывающиеся пророчества о различных промежуточных событиях, которыми насыщено Священное Писание и Предание. Поскольку не все пророчества сбывались, например, свидетельство Христа, о том, что Конец света застанет еще его поколение [Мф., 16: 27,28], заставляло не только аллегорически трактовать не сбывшиеся пророчества, но и насыщать прошлое сбывшимися, в том числе носящими локальный временной и территориальный характер. Местная история также должна была подтверждать истинность религиозных пророчеств.

В христианской истории всякое историческое действие становилось таковым только в свете христианской идеи, поэтому главными историческими событиями становятся чудеса, подтверждающие истинность веры. Профанное прошлое нельзя было изучать без оглядки на будущее, поскольку истинной может быть только такая картина прошедшего, которая непротиворечиво заполняет лакуну между священным прошлым и апокалиптическим будущим.

Христианство — религия сугубо историческая, даже сам  «Символ веры» представляет собой по большей части совокупность вполне конкретных исторических событий. История в христианстве оттесняет на задний план прежде господствовавшее  античное мироощущение природы, частью которой являлся человек, ощущавший себя, преимущественно, в настоящем. Теперь главным становится прошлое и будущее. Средневековая личность больше оказывается связанной с историей, чем с природой, в которой она существует и действует.

Главное историческое событие – жизнь Христа определяет не только прошлое, но настоящее и будущее. Об этом историческом событии все помыслы верующего человека. В нем он черпает силы и надежду на будущее, им он живет в настоящем. Не случайно, рождение Христа делит историю на два грандиозных периода. С помощью хронологии к этому историческому событию невольно оказываются привязаны все остальные события прошлого, настоящего и будущего.

Единство истории

Поскольку Бог создал вселенную и человечество, то история стала единым всеобщим процессом, имевшим свой исток в истории иудеев и христиан. Судьбы других народов могли отличаться, однако должны были укладываться в прокрустово ложе единого Божественного плана.

Интересно то, что ни эллинистический, ни даже латинский мир не имел кон­цепции всеобщей истории, связывающей воедино все времена и земли. Такая концепция была создана христианством, причем не на основе фактов, а целиком на базе религиозной идеи, заложенной в Священной книге евреев – небольшого народа, не выходившего в тот период своей истории из сравнительно небольшого района и не имевшего столь тесной связи, как, например, карфагеняне или римляне, с другими народами. Идея единства рода человеческого и универсальной истории – целиком и полностью привнесена в историю из Ветхого Завета.

Влияние античной и христианской историографии на современную историческую науку

В рамках традиционного подхода создание исторической науки рассматривается как постепенное накопление неких верных теорий и методов, которые постепенно привели к созданию современной историографии. При этом каждый исторический период объявляется небесполезным для этого процесса, поскольку в его рамках создается что-то такое, что впоследствии используют современные историки. Одновременно каждый период имеет и свою «шелуху», которая мешает пробиваться «истинным» знаниям и методам.

Этот упрощенный и прямолинейный подход до сих пор господствует в мировой историографии. Однако, если внимательно присмотреться к деталям, то оказывается, что «шелухой» были главные мировоззренческие идеи, на которых наши предшественники создавали свой образ прошлого, а наследуемыми достижениями – второстепенные идеи и методы, которые были объявлены истинными лишь потому, что смогли быть адаптированы в новую историю, основанную на иных, чем прежняя, мировоззренческих основаниях. Исходя из этого, следует признать, что единого исторического процесса познания прошлого не существует, а есть ряд последовательно сменяющих друг друга способов создания прошлого, основанных на различных мировоззренческих парадигмах.

Пример того, что унаследовала современная история от христианского историзма, – это хорошо подтверждает. Обычно христианский способ создания прошлого рассматривают с позиций того, что он дал историзму современному. При этом подразумевается, что в целом ошибочный христианский взгляд на историю несет в себе отдельные правильные идеи, которые были впоследствии востребованы и восприняты историзмом рационалистическим и научным. Подобный подход заведомо обрекает христианскую и античную историографию на роль ложного исторического учения, с отдельными вкраплениями истины. Причем истины эти становятся таковыми только потому, что используются современными историками. Это обусловлено тем высокомерным взглядом, который присущ каждому поколению, обладающему новым мировоззрением, по отношению к прошедшим поколениям, почитавшим иные идеи.

Историографы обычно полагают, что их античные и христианские предшественники, создавая свои мифологические и религиозные истории, находили отдельные истины, из которых постепенно строилось светлое здание современной исторической науки. «Шелуха» религиозных заблуждений сама собой отпала по мере того, как ученые приходили к более правильному пониманию истории. Таков общий прогресс науки, и история – часть его. Согласиться с подобным подходом, в его исторической части, нельзя, поскольку прошлое (сказанное верно только в рамках идеалистического подхода) не познается, а создается как часть общей картины миры.

Прошлое определяется главными мировоззренческими идеями, поэтому историописание периода господства христианской идеи могло быть только таким, каким его создали религиозные теоретики. Научным оно не могло быть по определению, и обвинять их в каких-либо заблуждениях столь же ошибочно, как и хвалить за то, что они создали нечто прогрессивное, что и сегодня применяется исторической наукой. Они неповинны в первом, и уж точно не желали второго.

Христианские теологи добросовестно создавали такую картину мира, которая соответствовала их вере, так же поступают и современные историки, доверяющие другим идеям, и от которых неизбежно откажутся их потомки.  Так будет всегда, пока человечество не остановится в своем идейном творчестве. Понимание этого – одно из основополагающих положений идеалистического подхода, позволяющего ему рассматривать каждую картину мира и создаваемое на ее основе прошлое, как историческое, а значит, преходящее явление.

Современный взгляд на эволюцию историографии, как постепенное накопление истинных идей и фактов и избавление от ошибочных, не верен, поскольку рационалистическая история родилась не из христианской.  Рационалистическая история родилась из идей классической науки, а от христианской истории она взяла лишь некоторые второстепенные идеи, а если бы не взяла, то, наверное, и немного бы потеряла, во всяком случае, главное осталось бы. Первично здесь не то, что накопили предшественники, а те новые мировоззренческие идеи, на основании которых новые историки начали создавать иное прошлое.

И сегодня многие историки руководствуются известным ленинским высказыванием о том, что «исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно со своими предшественниками» [Ленин, 1958: 178]. Новое здесь определяется с позиций современного для В.И. Ленина, в данном случае марксистского, мировоззрения. С точки зрения этого учения далеко не все новации христианской мысли можно было отнести к историческим заслугам. И это не изъян марксизма, – это общее отношение стоящего на одной мировоззренческой платформе к тем, кто имеет иное мировосприятие. Какой-либо объективной, независимой от мировоззрения, оценки исторических заслуг быть не может, потому что мировоззрение – есть наибольшая законченная идейная система, формирующая целостную и непротиворечивую картину мира. Поэтому заслуги мыслителей и историков должны оцениваться по их вкладу именно в эту конкретную мировоззренческую систему, а не в предшествующую или будущую.

При смене мировоззренческих идей в истории всегда наблюдается рост роли и значения личностей, чье влияние на события своего времени было далеко не столь значительным, как это кажется, читая современные истории, и о которых современники либо ничего не знали, либо знали очень мало. Яркий тому пример – это история Иисуса в изложении христианского историка, в котором Христос является центральной фигурой своего времени, о чем его современники точно не подозревали. Для них он был одним из многочисленных еврейских пророков, которого не принял даже свой народ. Фигура Христа росла по мере распространения христианства до тех пор, пока не заполнила собой все прошлое.

Каждый новый историзм берет свои главные идеи не от предшествующего, они привносятся в историю из нового господствующего мировоззрения и ими формируется новая историография. Из прошлой берется лишь то, что можно встроить в новую историю, остальное безжалостно отбрасывается. И это касается не только истории, но и недавних кумиров, которым поклонялись и идеи которых создавали образ прошлого. Вспомним, как святой Владимир повелел одних идолов «изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву взвозу к Ручью и приставил 12 мужей колотить его палками. Делалось это не потому, что дерево что-нибудь чувствует, но для поругания беса, который обманывал людей в этом образе, — чтобы принял он возмездие от людей» [Повесть временных лет, 1996: 189]. Подобным образом поступают и с историческими героями при смене мировоззренческих парадигм. Так же поступили и с мифологической историей создатели христианского историзма, чьи ценности и святые в свою очередь были также безжалостно отвергнуты неофитами рационализма и материализма. Таким же образом, кризис христианского мировоззрения привел к кризису религиозного историзма, в результате чего, современная «христианская историография занимает весьма скромное место в системе знаний о прошлом» [Савельева, 2008, 403].

Историзм эпохи Возрождения

В XV-XVIII  веках в Европе происходил процесс смены мировоззренческих парадигм. На смену христианству постепенно пришло рационалистическое мировоззрение, родившееся из идей, впервые сформулированных в Эпоху Возрождения. В этот период ряд мыслителей, пока еще в рамках религиозной парадигмы, начинает развивать антропоцентрические, гуманистические, рационалистические идеи, которые приводят к важным изменениям во взглядах на мир и человека. Результатом этого процесса становится сначала интерес человека к окружающему материальному миру во всем его многообразии, а затем развитие науки, техники и искусства.

Поскольку новое мировоззрение в сути своей оказалось секулярным, то, естественно, оно не могло быть рождено в рамках христианского мировосприятия, его идеи были привнесены в сознание человека той эпохи извне: из прошлого, из наследия античной эпохи, вновь открытой для европейского человека после тысячелетнего забвения. Конечно, этот процесс шел постепенно и, первоначально, почти не противоречил христианским догмам, однако дальнейшее развитие некоторых идей, освоенных в то время, оказало решающее значение как на крушение религиозного мировоззрения, так и на становление рационалистического. Прежде всего, это касается идеи гуманизма, чуждой религиозному сознанию, в котором полностью господствует Бог. 

Сначала гуманизм развивался в рамках христианства, не противореча ему, а как бы развивая некоторые положения Священного Писания. Особенно хорошо это видно в известной «Речи о достоинстве человека» Пико делла Мирандола: «принял Бог человека как творение неопределенного образа и, поставив его в центре мира, сказал: «…Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие божественные»  [Пико делла Мирандола, 1962: 506]. Человек, как видно из цитаты, еще раб Божий, но наделен значительной свободой в своей земной жизни и при этом он господин над природным миром, который преобразовывает по своей воле.

Новое отношение к внешнему миру, которому человек впервые противопоставлен как субъект творчества, создает возможность для изучения этого мира и его изменения. Создается объект науки – реально существующий мир, хоть и созданный Богом, но завершенный, построенный им по определенному плану, который человек может узнать, понять и менять внешнюю реальность в своих целях. Причем это не противоречит религии, поскольку человек поставлен Богом главным существом на Земле и наделен творческой способностью. Как пишет Ричард Тарнас: «На фоне высокой драмы, в мучительных содроганиях появился на свет новый человек Возрождения, «окутанный облаком славы»» [Тарнас, 1995: 164].

Возрождение знаменовало собой начало перехода от религиозной мировоззренческой парадигмы к другой – рационалистической, в основе которой лежал антропоцентризм, гуманизм и рационализм. «Процесс дифференциации светских и духовных начал жизни становился все более зримым: мирским ценностям отводилось земное, настоящее, ценностям веры — потустороннее, будущее» [Барг, 1987: 258]. Именно смена парадигм предопределила перемену в историческом сознании европейского человека. Он теперь не только начал свободно творить в объективном мире, но и получил возможность создавать свое прошлое.

Процесс секуляризации образа прошлого выразился, в частности, в изменении периодизации истории.  Вместо ожидания прихода мессии и конца истории, Возрождение делит время на античность, средние века и новое время [Барг, 1987: 258–259]. 

Эпоха Возрождения отличалась обостренным интересом к истории. Отсюда и интерес к мотивам человека при совершении им исторических действий, выразившийся в создании истории деяний, призванной служить практическим целям. Другой целью истории становится поиск в прошлом конкретных примеров пути к счастью. Некоторые историки считали, что изучение прошлого преследует познание истины.

Деятели Возрождения черпали свои идеи из произведений античных авторов и пытались на их основе создавать новое прошлое. Неопределенность объекта, предмета, цели, функций истории вели к поискам в различных направлениях. Одни, так называемые «антиквары», сосредоточили свои усилия на собирании и изучении первоисточников. Другие, – «историки», составляли тексты на основе трудов своих предшественников, причем обычно они не пользовались результатами деятельности «антикваров». Сочинения «историков» были скорее жанром литературы, нежели научного исследования. Поскольку интерес к прошлому был огромным, то труды и тех, и других находили своего читателя. В целом, эта была переходная, начальная эпоха, в которую новое мировоззрение только зарождалось, поэтому образ нового прошлого еще смутно проглядывался в тогдашних историописаниях.

Историзм XVII–XVIII вв.

В Новое время мировоззренческим ядром западного мышления постепенно становится философия. Именно она замещает религию в этом качестве в условиях надвигающегося господства рационалистической мировоззренческой парадигмы.  Главными идейными направлениями, между которыми велась непримиримая борьба, были: религиозное мировоззрение и набирающие силу просвещенческие рационализм и антропоцентризм.

Развитие идей рационализма и антропоцентризма, подкрепленных данными науки, постепенно ведут сначала к сомнениям в истинности религиозного знания, а затем и к отрицанию его, – так рождается атеизм, как идейное течение; и секуляризация, как процесс снижения роли религии в сознании людей и жизни общества.

Просвещение опиралось на науку, идеи прогресса и политические свободы. Наибольшее развитие идеология Просвещения получила во Франции восемнадцатого века. Мир, по мнению философов того времени, представлял собой единое целое, функционирующее по законам механики. Большое значение они отводили идеям разумности бытия, человек, по их мнению, от природы добр, а зло в обществе и истории – следствие ошибок непросвещенного разума, которое можно ликвидировать путем просвещения правителей и народа.

Просветители подвергли жесткой критике религию, которую считали пережитком прошлого.

Кризис европейского Просвещения наступил в конце XVIII  века, когда  французская революция и ужасы наполеоновских войн уничтожили исторический оптимизм, а немецкие мыслители пересмотрели роль и значение разума. Идеи просветителей в девятнадцатом веке быстро вытесняются романтизмом и немецкой классической философией.

Отказ от традиционной метафизики, который произошел в XVIII веке, разрушил основу единства всей системы знания. В результате произошло никогда прежде с такой определенностью не проводившееся разделение бытия на мир природы и мир человека. Формируется ставшее впоследствии господствующим представление о принципиальном различии природы и культуры. Область природы подчинена законам причинности и необходимости, тогда как сфера культуры имеет дело с человеком и потому здесь господствует изгнанный из природы принцип целеполагания. Отсюда и потребность в различных методах исследования: естественно-научном и культурно-историческом.

Отношение к истории было противоречивым. Основоположники науки расходились во взглядах на историю как науку. Так, у Ф. Бэкона она относилась к разряду главных наук, наряду с поэзией и философией.  По его мнению, знание, извлечённое из документально подкреплённых фактов, представляло ценность для практики.  Между исследованием явлений природы и событий прошлого Бэконом не делалось принципиальных различий [Бэкон, 1977: 81–525].

 Другой основоположник науки – Р. Декарт понимал, что истории для того, чтобы считаться наукой, нужно иметь свой объект, независимый от исследователя. Такого у тогдашней истории он не видел и считал ее не более, чем вымыслом. В своем труде «Рассуждение о методе» Декарт писал: «…слишком большая любознательность по отношению к событиям прошлых веков обыкновенно порождает весьма большую неосведомленность в делах своего века. Кроме того, вымыслы вселяют веру в воз­можность таких событий, которые совсем невозможны» [Декарт, 1950: 263–264].  Отчасти такое отношение к истории было результатом того, что объектом исследования историков были лишь тексты предшественников, из которых они составляли свои компиляции, поэтому в отношении характеристики современной им истории был прав, скорее, Декарт, нежели Бэкон.

Развитие естественной науки в XVII веке оказало решающее влияние на формирование картины мира, которая стала рациональной. На историю и общественную жизнь были распространены требования «естественных законов». Мир природы и исторический мир человека на какое-то время слились в единой картине.

Эпоха Просвещения – время создания конкурирующих картин мира. Как пишет Х. Уайт: «Историография XVII века началась с понима­ния исторического поля как хаосасоперничающих сил, среди ко­торых историк должен был выбирать и в интересах одной или нескольких он должен был писать свою историю» [Уайт, 2002: 89]. После тотальности прошлого в средневековом христианском мировоззрении – это была новая историографическая ситуация, которая отныне будет постоянной. Конкуренция в деле создания наиболее убедительной картины мира теперь будет происходить непрерывно, останавливаясь только в отдельных цивилизациях и странах на время господства единого устойчивого мировоззрения, которое одно способно создавать стабильное прошлое, включая его в общую картину мира.

Философский рационализм эпохи Просвещения определял главные черты прошлого, которое строилось историками на его основе. Исходя из существования вечных явлений, таких, как «естественная мораль», «естественное право» и т.п. свойств, присущих человеку от природы, «сложилось и столь популярное в те времена представление о «естественном состоянии», бывшее продуктом чисто абстрактного конструирования первобытного состояния человечества» [Кареев, 1913: 204–205]. Эти идеи обусловили антиисторический взгляд на прошлое, поскольку главное в человеке и обществе было неизменно и дано ему от «Природы», в которой легко угадывался перелицованный Бог.

Главная идея философии Просвещения, определявшая образ прошлого, заключалась в том, что существует некий вселенский разум, построивший Вселенную и давший естественный закон людям, обществу и государству. Разум творца раскрывается через действие этого закона, который предписывает «естественные» и «вечные» моральные нормы, ими и должны руководствоваться люди, общества и государства. История человечества – это тернистый, полный страданий путь к полному пониманию и соблюдению этого закона. Однако, когда просвещение рассеет мрак заблуждений и невежества, тогда человечество познает естественный закон, начнет следовать ему, и на земле воцарится порядок и всеобщее благоденствие.

Важное место в историзме Просвещения занимала идея прогресса А. Кондорсе, обоснованная им в «Эскизе исторической картины прогресса человеческого разума», отсюда и цель историографии – показать движение народов по пути прогресса. Однако, при этом, прошлое представало в неприглядном свете, история Кондорсе, по мнению М. Барга «поражала бедностью человеческого духа, господством глупости, злобы, произвола» [Барг, 1987: 338].

Поскольку философия эпохи Просвещения так и не стала единой системой, а была довольно эклектическим мировоззрением отдельных мыслителей, объединенным немногими общими идеями, то в рамках этого разнообразия можно было конструировать и различные варианты прошлого.

Первой попыткой философов-историков построить истори­ческое исследование по методам естествознания стали «Дух законов» Монтескье и «Опыт о нравах и духе народов» Вольтера.

Несмотря на довольно многочисленные попытки, превратить историю в науку философам-историкам не удалось. Причина этого лежала в том, что они так и не создали объекта изучения, лежащего за пределами их сознания. К тому же, разные философские взгляды по поводу целей истории порождали различные методы, поэтому единой методологии историописания в эпоху Просвещения создано не было.

Философы-историки, занимавшиеся историописанием, были озабочены в основном обоснованием своих философских концепций с помощью фактов прошлого,  поэтому не были слишком разборчивы в подходе к подбору исторических примеров. Н.И. Кареев писал, что, когда историки эпохи Просвещения «пытались давать формулы известных процессов, то опять-таки считали возможным строить их чисто умозрительным методом, не чувствуя потребности в историческом материале или привлекая исторические факты лишь в виде конкретных примеров для отдельных положений своих конструкт» [Кареев, 1913: 205].

Философии Просвещения, как и любому иному мировоззрению, в прошлом были интересны только ее собственные проблемы, что и обусловило интерес к классической древности и Возрождению, – эпохам, близким по духу и идеям.

  Особенностью историографии XVII–XVIII вв. было то, что первоисточники изучали «ан­тиквары», постепенно создавая основы их научно-исторической критики, а авторы «историй» продолжали традицию компиляции текстов. Основы научного подхода к истории могли сложиться тогда, когда труд «историка» и антиквара, – знатока документов, соединились бы в одном лице, но это произошло только в XIX веке.

Не было единства взглядов и на функции истории, так Г. Болингброк считал, что «история — это философия, которая учит нас с помощью примеров» [Болингброк, 1978: 11]. В противоположность этой точке зрения А. Бейль в своем «Историческом и критическом словаре» утверждал, что полезность таких примеров весьма сомнительна.

В целом, в историографии XVII–XVIII вв. наблюдается эклектичность взглядов и подходов на методологию, методы, функции, задачи создания образа прошлого, что не могло не породить отличающиеся по подходам и методам исторические тексты, которые, несмотря на все их претензии на научность, не могли быть отнесены к таковым.

В эпоху Просвещения не было создано авторитетного и убедительного образа прошлого, поэтому истории разнообразны и не похожи друг на друга. Они исходят из разных теоретических и методологических посылок.

Заключение

Ретроспективный анализ эволюции западноевропейского историзма показывает, что главные мировоззренческие идеи предопределяют содержание образа прошлого и основные методы его создания. Не только способы построения образа, но и само историческое время подчинено главным мировоззренческим идеям.  При смене мировоззренческих идей обесценивается образ прошлого, созданный в рамках предшествующего мировоззрения, изменяется историческое время. Новое мировоззрение всегда требует создания нового прошлого, как важной составной части картины мира.

При формировании картины мира в рамках нового мировоззрения из предшествующей истории берутся только второстепенные идеи и методы, главные, связанные с предшествующим мировоззрением, – отвергаются. Усваивается и перенимается лишь то, что не противоречит главным идеям новой парадигмы. Основные идеи предшествующего мировоззрения и построенные на них образы прошлого, а также методы создания этих образов отвергаются каждым новым историзмом, приходящим на смену прежнего.

Научный способ создания прошлого – результат постепенного перехода от религиозного мировоззрения к рационалистическому с его антропоцентризмом и гуманизмом. Для его становления потребовалось несколько веков. Конкурирующие образы прошлого, создаваемые в рамках религиозного и рационалистического мировоззрения в эпоху Просвещения, привели к постепенному вытеснению образа прошлого, формируемого с религиозных позиций на периферию общественной мысли. За умы просвещенной элиты боролись различные философские концепции, создававшие свои картины прошлого. Они базировались на разных теоретических и методологических основаниях.

Список литературы

1. 2-е Послание Петра.
2. Арьес Ф. Время истории. М.: ОГИ, 2011. 304 с. 
3. Барг М. Эпохи и идеи: Становление историзма. М.: Мысль, 1987. 348 с.
4. Бэкон Ф. О достоинстве и приумножении наук // Бэкон Ф. Соч. М.: Мысль, 1977. Т. 1. 567с. 
5. Болингброк Г. Письма об изучении и пользе истории. М.: Наука, 1978. 359 с.
6. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки (становление и  развитие первых научных программ). М.: Наука, 1980. 568 с.
7. Геродот. История в девяти книгах. Л.: Наука, 1972.  600 с.
8. Декарт P. Рассуждение о методе // Избранные произведения. М.: Государственное издательство политической литературы, 1950.712 с.
9. Доватур А. Повествовательный и научный стиль Геродота. Ленинград: Изд-во Ленингр. ун-та, 1957. 201 с.
10. Евангелие от Матфея.
11. Исократ. О мире. //Исаева В.И. Античная Греция в зеркале риторики: Исократ. М.: Наука. 1994. 258с.
12. История в Энциклопедии Дидро и Д`Аламбера. М.: Наука, 1978. 312 с.
13. Кареев Н. Теория исторического знания. Санкт-Петербург: тип. М.М. Стасюлевича, 1913. 320 с.
14. Коллингвуд Р. Дж. Идея истории; Автобиография. М.: Наука, 1980. 485 с.
15. Кроче Б. Теория и история историографии. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. 192 с.
16. Ленин В.И. К характеристике экономического романтизма Сисмонди и наши отечественные сисмондисты // Ленин В.И. Полн. Собр. Соч. Т.2. М.: Госполитиздат, 1958. 677 с.
17. Могильницкий Б.Г. История исторической мысли ХХ в. Томск, 2001–2003. Вып. I-II. Историография истории нового времени стран Европы и Америки. М.: Высшая школа, 1990.
18. Пико делла Мирандола, Джованни. Речь о достоинстве человека /История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли в 5-ти тт. Т.1. М.: Изд-во Акад. художеств СССР,  1962. 682 с.
19. Повесть временных лет. СПб.: Наука, 1996. 667 с.
20. Полибий. Всеобщая история в сорока книгах. СПб.: «Наука», «Ювента». 1994. Т.1. 495 с.
21. Савельева И. М. Теория  исторического  знания. М.: ВШЭ, 2008. 522 с.
22. Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. М.: Де Агостини, 2014. 675 с.
23. Тарнас Р. История западного мышления. М.: Изд. дом «КРОН-пресс», 1995. 444 с.
24. Уайт X. Метаистория. Екатеринбург: Изд-во Ур. ун-та, 2002. 527 с.
25. Фукидид. История. Л.: Наука, 1981. 543с.

list reference

1. 2 Peter.
2. Aries F. Time of history. Moscow: OGI, 2011. 304 p.
3. Barg M. Epochs and Ideas: The Formation of Historicism. Moscow: Mysl’, 1987. 348 p.
4. Bacon F. On the dignity and enhancement of sciences // Bacon F. Soch. Moscow: Mysl’, 1977. T. 1. 567s.
5. Bolingbroke G. Letters on the study and use of history. Moscow: Nauka, 1978. 359 p.
6. Weber M. Selected: Protestant ethics and the spirit of capitalism. Moscow: ROSSPJeN, 2006. 648s.
7. Gaidenko P.P. Evolution of the concept of science (formation and development of the first scientific programs). Moscow: Nauka, 1980. 568 p.
8. Herodotus. History in nine books. Leningrad: Moscow: Nauka, 1972. 600 p.
9. Descartes P. Discourse on the method // Selected works. М.: Государственное издательство политической литературы, 1950. 712 p.
10. Giovanni Pico della Mirandola. Speech on Human Dignity / History of Aesthetics. Monuments of world aesthetic thought in 5 volumes. Vol. 1. Moscow: Izd-vo Akad. hudozhestv SSSR, 1962. 682 p.
11. Dovatur A. Narrative and scientific style of Herodotus. Leningrad: Publishing house Leningrad. University, 1957. 201 p.
12. The Gospel of Matthew.
13. Isocrates. About the world. // Isaeva V.I. Ancient Greece in the mirror of rhetoric: Isocrates. Moscow: Nauka, 1994. 258p
14. History in the Encyclopedia of Diderot and D’Alembert. Moscow: Nauka, 1978. 312 p.
15. Kareev N. Theory of historical knowledge. St. Petersburg: type. M.M. Stasyulevich, 1913. 320 p.
16. Collingwood R. J. The idea of history; Autobiography. Moscow: Nauka, 1980. 485 p.
17. Croce B. Theory and history of historiography. M .: School «Languages of Russian culture», 1998. 192 p.
18. Lenin V.I. On the characterization of economic romanticism Sismondi and our domestic sismondists // Lenin V.I. Full Coll. Op. T.2. Moscow: Gospolitizdat, 1958. 677 p.
19. Mogilnitskiy B.G. History of historical thought of the twentieth century. Tomsk, 2001-2003. Issue I-II. Historiography of the history of modern times in Europe and America. Moscow: Vysshaja shkola, 1990.
20. The Tale of Bygone Years. Sankt-Peterburg: Nauka, 1996. 667 p.
21. Polybius. General history in forty books. Sankt-Peterburg: «Nauka», «Juventa», 1994. Vol.1. 495 s.
22. Savelyeva IM Theory of historical knowledge. Moscow: VShJe, 2008. 522 p.
23. Suetonius. The Life of the Twelve Caesars. Moscow: De Agostini, 2014. 675 p.
24. Tarnas R. History of Western thinking. Moscow: Izd. dom «KRON-press», 1995. 444 p.
25. White X. Metahistory. Yekaterinburg: Publishing house of Ur. University, 2002. 527 p.
26. Thucydides. History. Leningrad: Nauka, 1981. 543s.

[1] Термин «историзм» используется автором в самом широком его понимании – как изменение во времени и как описание этого изменения в трудах историков, образе прошлого.