Летописец Сайт историка Г.И. Герасимова
Идеалистический подход к истории

Герасимов Г.И. Информация вещественного источника с позиций идеализма

Опубликовано в сборнике статей: Роль вещественных источников в информационном обеспечении исторической науки : сборник статей / авт.-сост. Е. А. Воронцова; отв. ред. Д. М. Бондаренко, Д. Н. Маслюженко. – Москва, 2020. – 702 с. С.44–62.

В статье с позиций авторского идеалистического подхода к истории анализируется информационный потенциал вещественного исторического источника в археологии, историческом источниковедении и музейном деле.

Цель статьи – проанализировать с идеалистических позиций информационный потенциал вещественного исторического источника. В качестве теоретико-методологической основы используется разработанный автором идеалистический подход к истории [Герасимов, 2017], который ставит человека в центр истории и делает его главным субъектом развития. В основе исторических действий, совершаемых человеком, лежат идеи, которые являются основным объектом внимания исследователя, получающего информацию из вещественного источника.

Особенностью идеалистического подхода к истории является то, что с его позиций в материальных предметах не может быть идеального содержания, включая информацию, если предмет сам не является знаком, символом, предназначенным для выражения идеи. Информация рассматривается как способ понимания, осмысления и интерпретации данных, полученных исследователем от его ощущения вещественных источников. Этот процесс приводит к созданию информации в сознании того, кто воспринимает предмет. На содержание, количество и качество информации решающее влияние оказывают мировоззрение ученого, его знания и специальные навыки источниковедческой работы.

История и теории решения проблемы. Взгляды на информационный потенциал вещественных источников разнятся и меняются с течением времени. Главный фактор, определяющий смысл и содержание вещественных источников, – мировоззренческая позиция автора, которая, в свою очередь, во многом обусловлена господствующими в гуманитарной науке парадигмальными направлениями. Разделение проходит по немодной ныне оппозиции: материальное – идеальное.

Сторонники материализма изначально составили два течения в исторической науке – позитивизм и марксизм. Они исходили из того, что гуманитарные дисциплины должны строиться по образу и подобию естественных наук. Вещественный источник как объект изучения существует отдельно от субъекта; будучи сторонним наблюдателем, тот никак не влияет на объект, чем достигается объективность знания. Однако в конце XIX – начале XX в. выяснилось, что субъект изучения материального предмета не является пассивным наблюдателем и активно влияет на процесс и результаты его исследования. Это привело к развитию субъективно-идеалистических взглядов на вещественный источник.

В современной источниковедческой теории субъективно-идеалистические идеи находят все большее распространение, в то время как в практике продолжают применяться преимущественно позитивистские, марксистские, неопозитивистские и неомарксистские подходы. Это обусловлено тем, что у сторонников каждой из теорий вещественного источника формируются отличающиеся взгляды на его природу и сущность, они вырабатывают особые способы исследования, а также предлагают различные перспективы изучения.

Если позитивистские и марксистские подходы утверждают познаваемость источника и его информационную неисчерпаемость, то субъективно-идеалистический подход, более реально подходя к существу получаемого знания и возможностям гуманитарных наук, усложняет процедуру исследования, при этом скептически оценивая его результаты.

Марксистский и позитивистский подходы к источнику. В рамках позитивистского и марксистского подхода вещественный источник рассматривается как содержащий безбрежную информацию, противостоящий ученому как объект исследования и независимый от него. Процедура его изучения мало отличается от процедуры изучения объекта в естественных науках. Теория позитивизма и марксизма определяет источниковедческие методологию и методику.

На первом этапе раз­вития позитивистской исторической мысли вещественный источник трактовался как реальный объект прошлого, содержащий достоверные исторические данные. Все было просто, понятно и логично. Как утверждал археолог-античник Х. Булле: «Вещи, однако, не могут лгать» [цит. по: Клейн, 2004. С. 98], а раз это так, то получаемая информация достоверна и не требует проверки, в отличие от письменных источников. Процедура исследования вещественных источников сводилась к их описанию, получаемые в результате факты считались истинными, они легко встраивались в исторические процессы и подтверждали законы исторического или социального развития. Позитивистские представления о вещественных источ­никах «наслаивались на общую убежденность в том, что исторические факты однозначны, процессы истории регулярны, а связи между фак­тами стереотипны» [Там же].

Марксистское понимание вещественного источника определяется ленинской теорией отражения: «В основе теории познания диалектического мате­риализма, лежит признание внешнего мира и отражение его в человеческой голове…» [Ленин, 1961. С. 5]. Эта теория была более современной, чем традиционный позитивизм; она признавала, что отражение – это образ в сознании исследователя, утверждала активность его мышления и, вместе с тем, полагала безграничную возможность познания отраженной реальности. Более поздний марксизм стал рассматривать историческое познание как разновидность отражения [Иванов, 1962; Данилов, 1963].

Субъективно-идеалистические взгляды на вещественный источник. Во второй половине ХХ в. на Западе возобладал субъективно-идеалистический взгляд на источник. Идеи Р. Коллингвуда и Б. Кроче подготовили почву для пересмотра роли и значения истории как науки, а вещественного источника – как безоговорочного авторитета и прочной опоры исторических реконструкций. Как образно писал А.Я. Гуревич: «В результате разрушительной работы философов-релятивистов и поддавшихся их влиянию историков, стройное здание позитивистской методологии исто­рии было взорвано. Среди дымящихся развалин корчился в предсмер­тных муках исторический факт. Он потерял плоть и не был похож на самого себя; ему отказали не только в подлинности, но даже и в праве на объективное существование; за ним все более проступало лицо историка – его творца и единственного обладателя… Прощай, наука!» [Гуревич, 1969. С. 74–75.]. Западная история от абсолютизации объективности исторического источника, в том числе вещественного, перешла к абсолютизации его субъективной составляющей.

В 1960–19170-е гг. в советскую марксистскую историческую науку активно проникает информационный подход и отголоски идеалистических взглядов. Так, археолог Г.П. Григорьев утверждал: «…ископаемые объекты суть археологические ис­точники, а не исторические источники. В них исторической информа­ции не содержится. Прямо никакой археологический источник не спо­собен дать ответы на вопросы историка» [Григорьев, 1973. С. 41]; однако характер этой информации и ее источник автор высказывания не указал. Традиционалисты, усвоив термин «информация», использовали его [Аникович, 1975. С. 16–17], но в тоже время не смогли показать ни процесса ее попадания в вещественный источник, ни способа ее извлечения. Шел процесс осмысления новых теоретических подходов к источнику.

В годы «перестройки» были сделаны попытки найти новые подходы к вещественным источникам с позиций марксизма, в частности было предложено считать ведущим принцип предметно-практической деятельности: «Вещь и ее существенные признаки могут быть поняты только через процесс труда» [Викторова, 1989. С. 125]. Другие рассматривали вещественный источник как результат опредмечивания «сущностных сил человека», «социальной жизнедеятельности» вообще [Генинг, 1989. С. 64–65]. И.Д. Ковальченко попытался совместить идеальный характер информации («материальны носители информации, но не сама информа­ция») и теорию отражения (оно «идеально по своему ха­рактеру»). Однако непротиворечиво доказать, что вещественный источник – «сошник – не только элемент пахотного ору­дия, т.е. “остаток”, но и носитель информации», ему не удалось [Ковальченко, 2004. С. 124, 128]. Идеальная информация оказалась в материальном объекте, что с позиций марксистской теории невозможно.

Поставленные западной исторической наукой вопросы о влиянии субъекта познания на объект готовили почву для пересмотра классических позитивистских и марксистских взглядов на вещественный источник, господствовавших среди отечественных историков. Прошлое оказалось несуществующим, историческая реальность и исторический факт – реконструкцией, а материальный предмет превратился из свидетеля прошлого в объект настоящего, в котором непонятно как содержится информация о прошлом.

Сегодняшний взгляд на информативность источника в российской исторической науке можно охарактеризовать высказыванием Н.В. Панасюка: «Очевидно, что ни в письменном, ни в вещественном источнике нет собственно достоверного исторического знания, системы исторических фактов. Историк конструирует это знание, извлекая необходимую информацию, обрабатывая и сопоставляя ее с другими фактами, полученными из иных источников. Поэтому любой исторический источник может содержать в себе многоплановую и многомерную информацию; процесс ее извлечения бесконечен» [Панасюк, 2017. С. 132]. Отказавшись от главных постулатов позитивизма и марксизма, сегодняшний отечественный исследователь сохранил их оптимизм, не подкрепив, впрочем, свою уверенность прочной доказательной базой.

Информационный подход к вещественным источникам наиболее подробно в отечественной науке разрабатывали в области исторического источниковедения – О.М. Медушевская, а в археологии, которая давно занимается теоретической разработкой вещественных источников, – Л.С.  Клейн.

Подходы к вещественному источнику в археологии. Л.С. Клейн предпринял попытку совместить два подхода – материалистический и субъективно-идеалистический. Оставаясь в основном на материалистических позициях, он предложил «быть разумным и последо­вательным материалистом – это значит, пройдя все эти уровни позна­ния, увидеть за идеями те стимулы, которыми порождены в сознании людей эти идеи. Не отступить на шаг от уровня идей, а продвинуться на шаг дальше. Идеи же обусловлены бытием, всей общественной и личной прак­тикой людей — производственной, экономической, политической, иде­ологической, бытовой и т.д. В ней возникают и коренятся стимулы к созданию социальных норм, стандартов, “мысленных шаблонов” (“мысленных лекал”), вообще – стимулы к идеям» [Клейн, 2004. С. 355].

Последовательное следование совмещению материалистического и идеалистического в одном подходе привело к механическому совмещению процедур, усложнило исследование и при этом лишило исследователей преимуществ обоих подходов: исследовательских перспектив материалистического подхода и соответствия результатов реальности – для идеалистического.

Л.С. Клейн так представляет себе процесс изучения вещественного источника: «Сначала объекты отражаются в сознании наблюдателей; эти образы фиксируются там и выражаются в знаковой системе. Позже образы передаются другим людям, пополняясь по пути новыми результатами отражения, и опять фиксируются, снова и сно­ва. Выделим одну из таких фиксаций, запечатлевшую не только старые образы, но и условия их подбора и закрепления. Все это вме­сте есть источник. Через длительное время эту фиксацию восприни­мает исследователь-историк и вновь фиксирует в сознании и в знако­вой системе. Отражение получается многоступенчатым, как в перископе, но зеркала этого перископа разнесены во времени и разобщены. К моменту, когда исследователь воспринял образы в их конечной форме, исходные объекты и многие промежуточные фазы фиксации уже не существуют. Когда луч достиг окуляра, многих зеркал, пере­давших его, не говоря о самих объектах, уже нет. Проверка чрезвы­чайно затруднена» [Там же. С. 113]. Попытка соединить несоединимое не принесла значимых практических результатов.

Критика информационной теории О.М. Медушевской. В современном историческом источниковедении усилиями ученых РГГУ широко распространена информационная теория О.М. Медушевской. Признавая, что у истории имеются проблемы с объектом исследования – прошлым, которое в реальности не существует, Медушевская справедливо полагает, что история мо­жет быть наукой, если только приобретет реально существующий в настоящем предмет исследования [Медушевская, 2008. С. 10]. Реальный объект истории она находит в интеллектуальном продукте, включающем в себя все созданное в процессе осознанной человеческой деятельности. Интеллектуальный продукт является универсальным носителем информации, которую воспринимает другой человек.

О.М. Медушевская дает следующее понятие информации – это «та часть информационного ресурса, которая уже опознана познающим индивидом как необходимая для решения его конкретной проблемы» [Там же. С. 69], она фиксируется в вещественном источнике в процессе деятельности и с этой точки зрения является, казалось бы, объективным свойством вещи, однако «то, что для одного является информаци­ей, для другого индивида не существует» [Там же. С. 131], и это указывает на ее субъективный характер.

Основываясь на феноменологическом подходе Э. Гуссерля, Медушевская полагает, что «информация, воспринятая из окружающего мира и преобразованная человеческим мышлением в идеи и понятия, сохраняется не только в памяти, как у других су­ществ, но преобразуется в особую опосредованную форму, форму вещи» [Там же. С. 27]. Каким образом идеи становятся информацией, преобразованной в вещь, автор концепции не поясняет, ограничиваясь указанием, что «живая информация приобретает стабильную форму сохраненной информации как целенаправленно созданный материаль­ный (в качестве физического тела) объект» [Там же].

Автор концепции считает, что существует «способность человека прочитывать информационный ресурс, заложенный другим представителем человеческого рода в его интеллектуаль­ный продукт. Эта способность воспринимать информацию из вещи проявляется как универсальная черта и не зависит от каких-либо разделяющих человечество классификаций» [Там же. С. 41]. Она  исторически первична по отношению ко всем иным способам получения информации и даже генетически обусловлена:  «индивид ин­туитивно понимает, что вещь, интеллектуальный продукт, создается по определенному замыслу, а создаваемое изде­лие формируется в соответствии с тем назначением, для которого его замыслил сам автор. Понятен и ход преобразо­вания замысла в вещь, который осуществляется в процессе творчества, – достаточно только догадаться, что это за вещь (поэтому так важно понять, для чего это предназначено, что это такое)… Представляя себе ход мыслей мастера, другой индивид, в соответствии со своими собст­венными возможностями и со своим творческим опытом, осуществляет обратное преобразование» [Там же].

В теории О.М. Медушевской «исторический процесс предстает как совокупность деятельности людей… возникает общий информационный ресурс, адек­ватно представляющий эту совокупность. И, следователь­но, исторический процесс в целом оказывается вполне доступным для научного познания, имеет свой эмпиричес­кий макрообъект» [Там же. С. 62]. Реальный объект истории создан, но это все тот же позитивистский источник – письменный, изобразительный или вещественный, но содержащий информацию.

В основе концепции Медушевской лежит стремление сохранить познаваемость прошлого и создать реальность предмета истории в рамках субъективно-идеалистического подхода, но это в очередной раз оказалось невозможно.

Идеалистический подход к источникам. Когда в середине ХХ в. историки осознали сложность и активность человеческого сознания в создании образа прошлого, они ужаснулись размерам его влияния на восприятие и понимание любого, письменного или вещественного, источника. Поняли, что «чем большим историческим знанием мы обладаем, тем больше мы можем узнать от любого конкретного предмета, выступающего в качестве свидетельства. Если же эти знания пол­ностью отсутствуют, мы ничему не можем научиться. Свидетельст­во оказывается свидетельством лишь для того, кто смотрит на него исторически. В противном случае оно просто представляет собой воспринимаемый факт, факт немой в историческом смысле. Из это­го следует, что историческое знание может расти только из исто­рического же знания; иными словами, историческое мышление – оригинальная и фундаментальная деятельность человеческого ума, или, как сказал бы Декарт, идея прошлого – “врожденная идея”» [Коллингвуд, 1980.  С.  235].

В рамках субъективно-идеалистического подхода источник не независим от исследователя: тот играет активную роль в формировании, получении и понимании его информации. Такой подход ближе к реальному изучению источников, он вводит сознание исследователя как важнейший активный элемент в процедуру исследования и требует учитывать влияние содержания этого сознания на процесс и результаты исследования. Одновременно такой подход ограничивает исследовательские возможности, скептически относясь к возможностям понимания идей, которыми руководствовались люди прошлого. Если вещественный источник никак не связан с письменными, то он, чаще всего, превращается для исследователя в кантовскую «вещь в себе».

Идеалистический подход исходит из того, что в настоящем не существует прошлого, а значит все вещественные источники – не пришельцы из далеких времен, а вещи сегодняшнего дня, и с прошлым они связаны только в сознании изучающего их исследователя. Исходя из этого, они не могут являться свидетелями прошлого, – это не более чем красивая метафора; все, что есть в них от прошлого, привносится сознанием историка или археолога. Именно об этом говорит Р.Дж. Коллингвуд в вышеприведенной цитате.

Понятия и теории информации. В последнее время использование понятия «информация» в отношении данных, «извлекаемых» из вещественного источника, стало применяться исключительно широко, что привело к его размыванию и неопределенности. Применительно к вещественным источникам нет ясности, что конкретно подразумевается под информацией, где она содержится и как извлекается.

Если до середины ХХ в. информация относилась только к сообщениям, передаваемым от человека человеку с помощью различного рода знаков и символов, и была отличительной чертой человека, то с развитием науки это понятие стало применяться не только к живой природе, но и к неживой, а также к различным созданным человеком средствам передачи и обработки данных, включая компьютеры. Точного, исчерпывающего и универсального его определения, пригодного для разных предметных областей, до сих пор не создано.

Р.С. Гиляревский пишет: «В повседневной жизни информация означает сообщение, осведомление о положении дел, сведе­ния о чем-то. Для философов, склонных рассматривать информацию в одном ряду с такими категориальными понятиями, как материя и энергия, информация – это передача, отражение раз­нообразия в любых объектах и процессах живой и даже неживой природы. Математики, физики и специалисты по системам связи рассматривают информацию как фактор и меру уменьшения, снятия неопределенности в результате получения со­общения, а кибернетики – как сообщение, неразрывно связан­ное с управлением в единстве синтаксических, семантических и прагматических характеристик. Биологи, как и философы, довольствуются трактовкой информации как того, что отражает, ограничивает многообразие, но в отличие от философов относят это понятие только к живой природе. Для социологов важны аксиологические (т.е. связанные с ценностью, полезностью) свойства информации, а для специалистов по программированию и вычислительной технике наиболее существенным является знаковое представление информации» [Гиляревский, 2008. С. 21]. Ни одно из этих понятий не подходит для исторического источниковедения.

Казалось бы, ближе всего к нему должно быть культурологическое понятие информации, но и оно подразумевает под информацией «любые сведения, данные, сообщения, передаваемые посредством сигналов; уменьшение неопределенности в результате передачи сведений, данных, сообщений – в этом качестве информация противопоставляется энтропии» [Шейкин, 1998].

Существует несколько теорий информации. Сторонники атрибутивного подхода считают информацию всеобщим свойством материи, существующим не только в сознании человека, но и вне его. Так, К.К. Колин утверждает, что след на пластилине от бильярдного шара есть отражение материального объекта и этот след существует идеально, а поскольку он объективен, то он является объективным идеальным явлением [Колин, 2013, С. 69]. Такой след является информацией о бильярдном шаре. Признав это, мы сразу наполняем материальный мир идеальным содержанием в форме информации, и она оказывается на поверхности и внутри всех предметов, поскольку все предметы, явления и процессы в материальном мире взаимодействуют друг с другом, и за идеальным уже слабо просматривается материальное.

Математическая, или вероятностно-статистическая, теория информации нашла широкое применение в радио- и компьютерной технике, поскольку позволяет определять количество информации, но при этом она совершенно не интересуется ее смыслом, а для истории именно он является целью, а не способы передачи и количество информации.

Последователи функциональной теории, напротив, полагают информацию свойством лишь самоорганизующихся систем, живой материи.

Семантический подход к информации разраба­тывал Ю.А. Шрейдер. Он считал, что при анализе процесса передачи информации от источника к приемнику особое внимание следует уделять именно свойствам приемника, воспринимающего и накапливающего информацию, а не свойствам канала передачи [см.: Лысак, 2015. С. 13–15]. Это – наиболее близкая историческому источниковедению теория информации, однако и она недостаточно разработана для практического применения. «Многочисленные попытки рассматривать информацию как инвариантную по отношению к видам человеческой деятельности форму представления идеального объекта (знание, художественный образ, естественный или искусственный языки и т. п.) и использовать понятия, принципы и формальный аппарат теории информации в широком культурном, языковом или науковедческом контекстах (А. Моль, В.В. Налимов, Ю.А. Шрейдер и др.) не привели к сколько-нибудь значительным успехам. Не удалось, в частности, построить строгую семантическую теорию информации, а также формализовать концепции, базирующиеся на понятии “ценность” информации» [Смолян, 2001].

Ретроспективный анализ различных понятий «информация» показывает, что историческому источниковедению необходимо разрабатывать свое определение и понимание информации.

Исходные посылки идеалистического понимания информации. Каким должен быть последовательный субъективно-идеалистический подход к предмету как источнику информации?

Исходными являются следующие посылки. Во-первых, вещественный источник как объект материального мира не может нести в себе никаких идей, если он сам не является знаком или символом, предназначенным для их передачи: христианский крест, коммунистическая звезда, государственный герб и т.д. При этом идеями эти знаки и символы становятся только в сознании воспринимающего их человека.

Во-вторых, информация как понимание изменений объективного мира создается в сознании человека на основе эмпирических данных, поступающих от органов чувств, а также имеющихся в данном сознании: мировоззрения и специальных знаний, связанных с той предметной областью, к которой относится наблюдаемый предмет.

В-третьих, информация как новое знание получается в результате применения специальных методов, которые позволяют производить в сознании различные манипуляции с эмпирическими данными о предмете с целью его понимания и осмысления. В процессе этого создается новое знание – информация о конкретном предмете материального мира. При этом надо помнить, что этой информации в самом предмете нет. До ощущения предмета ее не было и в сознании, она была создана сознанием на основе восприятия вещественного источника.

Такой подход подтверждается практикой. Проведем мысленный эксперимент. Дадим один и тот же предмет (например, найденные на стоянке древнего человека небольшие крем­невые треугольники или трапеции) двум разным людям. Человек, не имеющий специальной подготовки, не увидит в них ничего необычного, отличающего от иных камней в ближайшей горной россыпи. Однако археолог назовет их геомет­рическими микролитами и расскажет, что они хорошо известны со времени верхнего палео­лита, но широкое распространение получают в мезолите в резуль­тате дальнейшего развития техники призматического расщепления. Их использовали в качестве наконечников стрел или вкладышей в составных орудиях – гарпунах, наконечниках копий и дро­тиков, жатвенных ножах [Археология, 2006. С. 95].

Откуда у археолога эти знания о конкретных предметах, если он первый раз видит? Он вывел их по аналогии с множеством других микролитов, которые не раз держал в руках. Возможно, он заметит какую-то особенность (например, не прямой, а зубчатый рабочий край), и это будет для него новой информацией, полученной при изучении именно этих микролитов. Однако, обратившись к соответствующим справочникам, он найдет подобные микролиты в каталогах других раскопок.

Таким образом, изменения в объективном мире (обработка древним человеком кремниевых камней с целью получения орудий труда и охоты) были получены в качестве опыта в процессе наблюдения археологических находок и поняты археологом как информация о данных конкретных изделиях древнего человека на основе сравнения с уже имеющимися знаниями. Неспециалист никакой новой информации в этих кремнях не обнаружит, потому что для этого у него нет необходимых знаний. Подобный способ получения информации реально применяется в археологии: «в источнике отражена именно действительность, а знания о ней не привнесены ис­следователем, а образуются из столкновения его тезауруса и методов с этим отражением» [Клейн, 2004. С. 343].

Создание информации. Получение конкретной информации о вещественном источнике с позиций идеалистического подхода – это момент творчества, в его процессе получается новая информация, которой до того не было ни в предмете, ни в воспринимающем его сознании. Она создается в результате получения данных о предмете и их обработки сознанием. Воспринимать изменения окружающего мира, ощущать его могут и животные, и даже искусственные устройства – датчики, анализаторы, измерители и др. Но понять эти данные и превратить их в информацию может только человеческое сознание.

Решающую роль в этом процессе играет содержание сознания, определяющего и способы обработки данных, и превращение их в информацию, знание. Например, в громе, молнии и дожде древний славянин видел бога Перуна, православный человек периода Святой Руси – Илью–пророка, едущего на колеснице по небесам, а современный человек – электрический разряд. Пустое сознание младенца никак не дешифрирует разряд молнии, его могут испугать громкий звук и вспышка, но он не получит информации – это будет лишь внешний раздражитель, значение которого младенец не поймет.

Для того чтобы изменения объективного мира превратились в информацию, необходимо не только сознание, но и наполнение его соответствующим содержанием, основным компонентом которого является мировоззрение как система идей высшего уровня. Информацию создают сознание и наполняющие его идеи и знания. Пустое сознание не распознает никаких данных внешней среды и никакой информации на их основе не создаст.

Получив одни и те же эмпирические данные, люди, имеющие различные мировоззрение и специальные знания, поймут их и интерпретируют по-разному. Они создадут разную информацию на основе одних и тех же эмпирических данных. Создание информации только на основе эмпирического опыта невозможно. В этом случае эмпирические данные не будут поняты и окажутся аналогичными «шуму» в технических системах передачи данных.

Поскольку информации в вещественном источнике нет, а объективным изменениям в источнике информацию присваивает человек, связывая эти изменения с имеющимися в его сознании знаниями, то невозможно однозначно утверждать, что эта информация полностью соответствует действительности, что она всегда несет в себе неустранимый до конца субъективный характер. Единственное, что можно утверждать – что при получении одинаковых эмпирических данных сознания люди, имеющие один и тот же объем специальных знаний относительно воспринимаемого предмета или явления, создадут примерно одну и ту же информацию, т.е. одинаково поймут смысл и значение полученных данных. При значительном различии знаний на основе одинаковых данных будет создана различная информация.

Для того чтобы изменение объективного мира стало информацией, во-первых, нужен тезаурус – знание, в соответствии с которым сознание присвоит одинаковое значение-код схожим изменениям в объективном мире, во-вторых – специальные навыки, подобные умению читать, т.е. способность распознавать явления и предметы объективного мира и присваивать им правильные значения.

Чтобы единообразно расшифровывать информацию как изменения объективного мира, все человеческие сознания должны иметь одинаковый тезаурус, содержание которого определяется мировоззрением и специальными знаниями. Такого мировоззренческого единообразия в реальности не существует, поэтому большие группы людей, имеющие разное мировосприятие, создают различную информацию.

Свойства информации. Рассмотрим эти свойства.

Новизна: если на основе полученных данных не создается нового знания, значит информации нет; она появляется, когда уменьшается неосведомленность или дефицит знаний.

Достоверность информации: это свойство может характеризовать только информацию, передаваемую человеком человеку. В таком случае при наличии одинакового содержания сознания, передающего и принимающего ее, и при схожих способах обработки будет получена достоверная информация. Если данные условия не соблюдены, то принимающий информацию человек поймет ее неправильно и получит недостоверную информацию.

Полнота информации – субъективное свойство, определяемое принимающим сознанием. В зависимости от целей для одного человека полученной информации будет достаточно, для другого она окажется неполной, поскольку не будет удовлетворять его потребности.

Субъективность информации: информация, передаваемая от человека к человеку, субъективна вдвойне, поскольку ее источник и приемник индивидуальны в содержании сознания, способах создания и интерпретации информации. Об объективности информации можно говорить только тогда, когда эти три условия совпадают у всех субъектов информационного процесса. При создании информации на основе данных материального мира (мира вещественных источников) ее субъективность уменьшается, поскольку существует только субъективность восприятия – при объективности, т.е. независимости от сознания, существования предмета.

Информационная неисчерпаемость данных заключается в том, что сознания, разнонаполненные и различно обрабатывающие данные, получат разную информацию. Это свойство обеспечивает более полное раскрытие потенциала вещественных источников со временем, когда к ним обращаются люди, имеющие иные знания и навыки обработки данных, и получают такую информацию, какую их предшественники не могли получить. Информационная неисчерпаемость данных отличается от марксистской концепции понимания неисчерпаемости отражения реальности, где констатируется: все оставляет свой след и надо только найти его. В рамках идеалистического подхода считается: поскольку прошлого нет, то и его следы существуют только в нашем сознании. О прошлом мы можем иметь ограниченное представление; многие важнейшие исторические данные, в особенности идеи, определявшие деятельность людей, утеряны навсегда. Смысл событий, от которых не осталось письменных или устных источников, восстановить во всей полноте невозможно.

Ценность информации – это соответствие или несоответствие господствующей в данном сознании теории. Если информация никак не соотносится с теорией, то она ценности не имеет; если подтверждает, то имеет высокую ценность, а если опровергает, то может иметь высокую ценность, побуждая создать новую теорию, объясняющую более широкий круг предметов и явлений. Отрицательную ценность информация получает тогда, когда отбрасывается как несоответствующая теории. Ценность информации неизвестна, если в данный момент нет теории, объясняющей ее. У человека с другим идейным содержанием сознания информация приобретет иную ценность.

Соотношение понятий «данные», «информация», «знания». В рамках идеалистического подхода информация существует только в человеческом сознании. В вещественном источнике информации нет – есть эмпирические данные, которые воспринимает сознание, обрабатывает, понимает и интерпретирует, превращая в информацию. На основе информации создается новое знание. Данные, информация и знание часто применяются как синонимы, в т.ч. и в отношении изучения вещественных исторических источников, что неправильно: это стадии одного и того же познавательного процесса. Приведем наше толкование данных понятий применительно к вещественному источнику. Отметим, что в отношении других предметных областей, например информатики, эти понятия будут иными [см., например: Гиляревский, 2006. С. 71–75].

Данные – совокупность эмпирического опыта по поводу воспринимаемого исследователем вещественного источника. Чтобы стать информацией, данные должны подвергнуться обработке с помощью соответствующей методики. «Информация – это потенциальное свой­ство данных, которое может быть реализовано одним воспринявшим их человеком и не реализовано другим» [Там же. С. 61]. На основе одних и тех же данных разные люди могут создать различную информацию. Ее объем, качество и свойства будут зависеть от знаний человека о предмете и методов интерпретации данных. На базе непонятых данных, т.е. таких, которые невозможно сопоставить с имеющимися у человека знаниями, нельзя создать никакой информации.

Понятие данных в гуманитарной сфере отличается от употребляемого в информатике, где «данные суть факты, идеи, сведения, представленные в зна­ковой (символьной) форме, позволяющей производить их пере­дачу, обработку и интерпретацию (т. е. толкование, объяснение, раскрытие смысла)» [Там же]. Это понятие верно для машино-человеческих систем, поскольку машина может передавать, обрабатывать данные, но не может их интерпретировать, т.е. создавать на их основе информацию.

Информация – понятые и интерпретированные сознанием данные реального (материального, предметного) мира. Она существует только в идеальном виде в сознании человека. В вещественном источнике информации нет, есть лишь определенные свойства материального предмета, которые мы воспринимаем как данные. Воспринимая эти данные, человек в соответствии с имеющимися у него знаниями и навыками понимает их, интерпретирует и приписывает им те или иные значения. Раскодировка и истолкование данных происходят в его сознании.

Сейчас человеком создается множество видов техники, использующей поиск, передачу, обработку и использование информации. Информация в технике отличается от информации, создаваемой человеческим сознанием. На управляющие сигналы аппаратура реагирует так, как ее настроил человек. Истинное значение информации определяет только ее создатель и интерпретатор; техника осознавать сигналы не может – она может только реагировать на них в соответствии с рабочей программой.

Поскольку искусственный интеллект еще не создан, то только человеческое сознание может понимать данные и создавать на их основе информацию. Любые устройства ограничиваются получением, передачей, обработкой данных или реагированием на них. Этап понимания, осознания данных, в результате которого и образуется информация, у них отсутствует. Понимает данные и формирует информацию только человек.

Понятие «информации» тесно связано с понятием «знания». Их действительно сложно отличить. Применительно к историческому вещественному источнику информация – знание, созданное индивидуальным сознанием на основе данных, полученных о конкретном материальном предмете.

Информационный потенциал музейного предмета. Главными хранителями вещественных источников являются музеи. Взгляд музейщиков на функции и информационное содержание музейного предмета отличается от взгляда историка на вещественный источник. Если историк использует информацию источника как исторический факт, то музейщик использует музейный предмет как инструмент создания исторического образа, достоверность которого он гарантирует. Предметы помещаются в музей, «чтобы документировать там ту реальность, из которой они были изъяты» [Менш, 2014. С. 147]. Экспонат не просто предмет из прошлого – это само прошлое; по крайней мере именно так его воспринимает большинство посетителей.

Среди музейных сотрудников распространена концепция информационной неисчерпаемости источника. По мнению Т. Шола «предметы содержат в себе записанный генетический код природы, цивилизации или культуры. В каждом отдельном предмете как бы заложен характер всего целого» [цит. по: Менш, 2014. С. 150].

Взгляды на теорию информации музейного предмета несут на себе значительный отпечаток влияния эстетики, поскольку многие музеи начинались как собрания произведений искусства. Отсюда первичная роль творца воплощающего свои идеи в произведении искусства. Р. Арнхайм, ссылаясь на пример искус­ства, считает, что материальный предмет «не столько реплика ментального представ­ления, сколько продолжение тех процессов оформления и изобретения, которые нача­лись в сознании художника» [цит. по: Менш, 2014. С. 152]. В процессе существования предмет меняется: он может утрачивать часть первоначальной формы и содержания, а может и приобретать. Стадии изменения предмета фиксируются во внешней информации – документации.

В музеологии сам вещественный источник считается документом, призванным свидетельствовать истинность исторического события, и задача музейщика – создать коллекцию, адекватно отражающую исторические события и процессы, являющиеся объектом документирования данного музея. Поскольку музейный предмет изъят из среды бытования, то он не в состоянии свидетельствовать о своей истории, если только сам не является письменным документом, поэтому его демонстрация обычно сопровождается пояснительными надписями, включающими весьма большой объем разнообразной по форме информации, представленной на электронной этикетке. Раньше эта информация обычно хранилась в специальной внутримузейной документации либо каталогах, а теперь она доступна каждому посетителю. Глубина и объем информационного сопровождения экспоната сегодня сравнимы с теми, которые получал исследователь, допущенный ко всем музейным информационным материалам.

Важной особенностью музея является то, что задача распространения информации чаще всего преобладает над задачей ее извлечения.

Создание информации о музейном предмете. Информативность музейного предмета зависит от способов его использования. Историки относительно редко работают с ним непосредственно для создания картины прошлого. Чаще всего они используют уже готовый исторический факт, созданный на основе изучения того или иного музейного предмета. Этот факт создается в ходе научно-исследовательской работы музейного сотрудника, проводящего атрибуцию, классификацию и систематизацию предметов, а также их интерпретацию. Все эти данные заносятся в рабочую документацию, отражаются в каталогах, определителях – научно-справочном аппарате, а также в экспозиции музея, где они приобретают статус и форму исторического факта.

Кроме непосредственного изучения предмета проводится изучение его бытования, упоминаний в письменных и иных источниках, причастность к тем или иным историческим личностям и событиям. Таким образом, внешние по отношению к источнику данные с помощью существующей на данный момент методики соединяются с данными музейного предмета, понимаются и интерпретируются. В ходе этого на базе предмета создаются и исторический факт, и экспонат, несущий в себе информацию и служащий источником эмоций, окрашивающих ее в определенные тона.

Информационная насыщенность музейного предмета всегда несколько больше, чем его же содержание как исторического источника: «музейный предмет может обладать более широкой документационной ценностью – худо­жественной, нравственной, а также большей или меньшей ком­муникативной ценностью» [Музееведение, 1988. С. 57].

Поскольку основной для музея является осуществляемая на основе документирования экспозиционная деятельность, то научная оказывается подчинена их целям и задачам, поэтому музейная исследовательская деятельность отличается от работ, осуществляемых в рамках исторического источниковедения. Она нацелена не столько на создание исторических фактов для их дальнейшего использования в исторической науке, сколько на применение музейного предмета в качестве экспоната, в результате чего создается различная информация. «Понятие “изучение музейных предметов” очень близко к по­нятию “изучение исторических источников”. Отличается лишь объем понятия “интерпретация”. Источниковеды-историки задачей интерпретации предмета ставят его истолкование как источника знаний. Музееведы истолковывают предмет не только как источ­ник знаний, но и как источник эмоций, как культурную ценность в целом, оценивают аттрактивные свойства предмета» [Там же. С. 93].

Несущая в себе идеи и данные информация экспоната является основой для формирования картины прошедшего, а эмоции – для подтверждающего ее мироощущения. Вместе они создают объемную картину прошлого и эмоциональное отношение к нему. В экспозиции, как и в историческом тексте, создается образ прошлого, но этот образ за счет реальных предметов выглядит более убедительно, нежели нарратив, базирующийся только на теории и описательных фактах.

«Природа вещественного источника, с одной стороны, определяет чувственную достоверность, особую убедительность, доказательную силу предмета, что исключительно важно для музея, с другой – ограничивает информативные возможности предмета. Вещественный источник не выражает абстрактных понятий. Даже в тех сравнительно редких случаях, когда памятник материальной культуры создан как символ, значение его конкретно» [Там же. С. 74–75]. Экспонат всегда эмоционально насыщен; и несмотря на то, что некоторые предлагают рассматривать экспозицию как семиотическую систему, своего рода текст, она не может быть сведена только к знаковой системе. Экспозиция больше, чем знак. Ее информативность, за счет эмоциональной составляющей, иная, поскольку включает в себя более широкий спектр ощущений – аудиовизуальные и тактильные, невозможные при чтении книги. Особенность музея – в том, что в нем сложнее передать абстрактную мысль, зато лучше передается эмоция. Чувственное восприятие дополняет необходимый минимум текста, а присутствующие в экспозиции предметы создают недостижимый при применении одного лишь текста объемный образ прошлого, прочно связанный с историей подлинным экспонатом.

Особенность музейного предмета – в его объективном существовании. Историческое событие никоим образом в настоящем существовать не может, а материальный предмет, хоть зачастую и в измененном виде, все же остается тем же, что и в прошлом. Потому к нему можно обращаться как к естественно-научному объекту. Это порождает ошибочное представление о том, что музейный предмет и есть само прошлое или хотя бы его объективный свидетель. Однако любой предмет существует в настоящем и с прошлым связывается только в нашем сознании. Свидетелем чего-либо объект как неодушевленный предмет быть не может – за него свидетельствует музейный сотрудник либо текст на этикетке.

Объем информации, который может быть получен от музейного предмета, зависит: от того, какую очевидную информацию несет он сам (изображения, надписи, клейма и др.); от актуального бытования предмета, дающего возможность обратиться к его существующим аналогам с целью получения достоверной или дополнительной информации; от данных об обстоятельствах приобретения сопутствующей информации; от объема информации об аналогичных предметах в определителях и каталогах; от наличия специальных методов исследования в смежных отраслях знания. Наконец, решающим обстоятельством является объем знаний, умений и специальных навыков научного сотрудника, проводящего исследование музейного предмета. Как видно из приведенного списка, объем информации в основном зависит от внешних по отношению к предмету причин.

Особенности информации музейных предметов. Важной их особенностью как вещественных исторических источников является то, что они проходят предварительный отбор, который всегда обусловлен существующей идейно-ценностной и мировоззренческой ситуацией в данном обществе в конкретное время. Смена мировоззрения всегда приводит к снижению ценности одних источников и возрастанию ценности других. Это наглядно видно на сменах экспозиций музеев, произошедших в музеях исторического профиля современной России, когда предшествующие, основанные на марксизме, экспозиционно-выставочные комплексы были заменены иными, основанными на других теоретических концепциях, чаще всего на цивилизационном или модернизационном подходах.

Главные с позиций коммунистической теории, информационно насыщенные экспонаты, относившиеся к демонстрации исторической роли классовой борьбы и разрешения противоречий развития производительных сил и производственных отношений, были убраны в запасники. Их место заняли другие предметы – демонстрировавшие закономерность крушения еще недавно самого «передового в мире общественного строя», довольно часто представленного в новых экспозициях в качестве «тоталитарного прошлого». Впрочем, аналогичные метаморфозы произошли с музеями и в первые годы советской власти.

Задача исторического музея – создать образ актуального прошлого, построенного с позиций современных исторических теорий; и это достигается демонстрацией предметов, несущих различную информацию, либо переносом акцентов с одной части информации на другую. Например, в музее при Тульском оружейной заводе до Октябрьской революции 1917 г. одним из главных экспонатов было ружье, в изготовлении которого символически участвовала императрица Екатерина II во время пребывания на заводе. Она трижды ударила молоточком по завариваемому стволу, о чем на ружье имеется надпись: «Ея императорское Величество в бытность на тульскихъ  оружейныхъ заводахъ благоволила на семъ ружье собственными своіми руками назначить троекратно молоткомъ в память бытия Ея Императорскаго Величества въ заводахъ 1775 году Декабря 14 дня». Ружье хранилось как величайшая реликвия, ведь к его изготовлению приложил руку Помазанник Божий. После революции то же ружье выполняло иную функцию – являлось образцом мастерства тульских рабочих, а надпись воспринималась как курьез и свидетельство приписывания всего, что делалось в стране, исключительно монарху. На современном этапе в Тульском государственном музее оружия из него извлекают информацию о заботе высшей власти об оружейном производстве, о мастерстве оружейников и о личности Екатерины II.

Смена мировоззренческого контекста неизбежно приводит к трансформации информации, которую несет в себе экспонат как вещественный источник. Это обусловлено тем, что в создании информации главную роль играет воспринимающее предмет активное человеческое сознание, наполненное определенным идейным содержанием. С его помощью понимаются, наполняются смыслом и интерпретируются данные, получаемые от предмета.

Трансформация информации в ходе музейной коммуникации. В современной музеологии широкое распространение получила теория коммуникации как «процесса общения музейной аудитории с культурным наследием» [Самарина, 2013. С. 45], в ходе которого посетитель воспринимает и интерпретирует заключенную в экспонате информацию. «Существенную роль в коммуникативном акте играют посредники –– профессиональные интерпретаторы источников. Интерпретация осуществляется на всех этапах бытования музейного пред­мета: отбор на хранение (комплектование), описание и атрибуция в ходе фондовой работы, установление полноты, достоверности и точности заключенной в источнике информации, отбор предмета в ходе музейного проектирования, его научная и архитектурно-художе­ственная интерпретация, зафиксированная как в самом экспозиционном решении, так и в этикетаже (экспликациях)» [Там же]. При этом «экспозицио­нер, художник и посетитель могут придавать предмету любое значение (переозначивать). Таким образом, музейный предмет становится овеществленным воплощением представ­лений нашего современника о прошлом» [Там же. С. 47].

Подобный феномен возможен лишь в том случае, если информации объективно в источнике нет и она привносится в него с помощью рассказа экскурсовода, этикетажа, пояснительных текстов и т.п. Так экспонат превращается из элемента экспозиции, имеющего самостоятельное значение, в знак-сообщение, с помощью которого экспозиционер имеющимися у него средствами вкладывает в него нужную ему информацию. Это реально происходит в музеях, когда экспонат изменяет информационное содержание в зависимости от окружающего его контекста. В данном случае информация предметатеряет всякое объективное содержание и способна меняться в зависимости от целей и задач, которые ставит создатель экспозиции, сохраняя при этом авторитет свидетеля прошлого, и этим авторитетом экспонат может подтверждать истинность различных, порой противоположных, образов прошедшего.

В рамках теории коммуникации теряется самостоятельность и самодостаточность вещественного источника информации, он превращается в «актера», меняющего роли по воле экспозиционера. Информационная составляющая экспоната в рамках этой теории и практики превращается в относительную величину, подчиненную цели донести сообщение авторов выставки ее посетителям. Поскольку уровень знаний посетителей очень разный, то ориентация происходит не столько на знания и информацию, сколько на эмоциональную составляющую восприятия предмета, являющуюся более постоянной и прогнозируемой величиной.

Таким образом, музейный предмет как вещественный исторический источник имеет особенности, обусловленные его целью и назначением – быть экспонатом.

Анализ информационного потенциала вещественного исторического источника показал, что теории и единого понимания феномена информации до сих пор не выработано. Идеалистический подход позволяет создать собственное оригинальное видение природы, содержания, свойств и процесса создания исторической информации вещественного источника, дает возможность выявить особенности информационного потенциала музейного предмета.

Библиография

 

Аникович М.В. Первобытная археология – конкретная историческая наука (к постановке проблемы) // Предмет и объект археологии и вопросы методи­ки археологических исследований. Ленинград, 1975. С. 16–17.

Археология: учебник / под ред. акад. РАН В.Л. Янина. Москва, 2006. 608 с.

Викторова В.Д. Научный поиск в археологии. Свердловск, 1989. 152с.

Генинг В.Ф. Структура археологического познания. Проблемы со­циально-исторического исследования. Киев, 1989.194с.

Герасимов Г.И. Идеалистический подход к истории // Исторический журнал: научные исследования. 2017. № 5. С. 21–36.

Гиляревский Р.С. Информатика как наука об информации // Системы и средства информатики: спец. вып. Москва, 2006. С. 59–87.

Гиляревский Р.С. Существует ли на самом деле то, что мы называем информацией? // Вестник МГУ Сер. 10: Журналистика. 2008. № 1. С.18–26.

Григорьев Г.П. О предмете археологии // Тезисы докладов сессии, посвященной итогам полевых археологических исследований 1972 г. в СССР. Таш­кент, 1973. С. 41–43.

Гуревич А.Я. Что такое исторический факт? // Источниковедение: теоретические и методические проблемы: сб. ст. / отв. ред. С.О. Шмидт. Москва, 1969. С. 59–88.

Данилов А.И. Марксистско-ленинская теория отражения и историчес­кая наука // Средние века. 1963. Вып. 24. С. 3–23.

Иванов Г.М. Своеобразие процесса отражения действительности в исторической науке // Вопросы истории. 1962. № 12. С. 73–87.

Клейн Л.С. Введение в теоретическую археологию. Кн. 1: Метаархеология: учебное пособие. Санкт-Петербург, 2004. 470 с.

Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. Москва, 2003. 486 с.

Колин К.К. Философия информации: структура реальности и феномен информации // Метафизика, 2013. № 4(10). С. 61–84.

Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография. Москва, 1980. 488 с.

Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм // Поли. собр. соч. 5-е изд. Т. 18. Москва, 1961. 525 с.

Лысак И.В. Информация как общенаучное и философское понятие: основные подходы к определению // Философские проблемы информационных технологий и киберпространства. 2015. № 2. С. 9–26.

Медушевская О.М. Теория и методология когнитивной истории. Москва, 2008. 358 с.

Музееведение. Музеи исторического профиля. Москва, 1988. 431 с.

Панасюк Н.В. Информационный потенциал вещественного источника // Трансформации музеев-библиотек-архивов и информационное обеспечение исторической науки в информационном обществе: сборник статей по материалам научно-практического семинара (Москва, 21 февраля 2017 г.) / Институт научной информации по общественным наукам Российской академии наук ; автор-составитель Е.А. Воронцова. Москва, 2017. С. 132–139.

Менш П. ван. Предмет как носитель данных // Вопросы музеологии. 2014. № 1(9). С. 145–156.

Самарина Н.Г. Музейная коммуникация в контексте культурной памяти и культурного наследия // Вопросы музеологии. 2013. № 2(8). С. 45–55.

Смолян Г.Д. Информация // Новая философская энциклопедия / под ред. В.С. Степина. Т. 2. Москва, 2001. С.141–142.

Шейкин А.Г. Информация // Культурология. XX век: энциклопедия. Москва, 1998. С. 270–271.